«Черт, ну зачем жизнь так гадко устроена!» – с досадой подумала Ульяна.
– Ульяна! – снова позвал из-за двери Буров.
Девушка вздохнула. Этот миллиардер поиграется с ней и бросит, как делали все ее прежние любовники. И останется она одна, у корыта, которое через пару лет уже вполне можно будет считать разбитым…
Ульяна решилась.
– Дима, прости, но я уже сплю, – сказала она. – Спокойной ночи.
– Завтра утром я уезжаю, – глухо проговорил из-за двери Буров. – Не хочешь попрощаться?
Ульяна стиснула пальцы и закусила губу. Что же делать? Как заставить его уйти?
– Я плохо себя чувствую, – не слишком уверенно сказала она. – Извини.
– Ты заболела?
– Нет. Просто устала.
– Но мы можем хотя бы попрощаться?
– Прощай!
Несколько секунд за дверью было тихо, затем негромкий голос проговорил «ладно», и Ульяна услышала удаляющиеся по коридору шаги.
Она горестно вздохнула. Как глупо все вышло! Но в жизни всегда приходится выбирать. И ее выбор правильный.
Из коридора донеслось тихое потрескивание ламп. Ульяна испуганно взглянула на дверь, но, сделав над собой усилие, заставила себя расслабиться.
Чего напрягаться? В коридоре внезапно погас свет? Ну и что с того? На улице метель, генератор работает со сбоями. Техника подводит, и тут нет ничего удивительного, поскольку станция находится на Крайнем Севере.
До утра оставалось несколько часов. Ульяна привыкла спать по пять часов в сутки, поэтому дефицит времени ее не сильно волновал. Уснуть после пережитых волнений все равно не удастся, поэтому с полчасика можно почитать.
Сказано – сделано. Натянув теплые перчатки, Ульяна осторожно извлекла из пластиковой коробки переплетенный в кожу, сильно потертый на углах томик. Кожаный переплет был покрыт коркой льда, страницы твердые, как жестяные листы… Ульяна открыла дневник и прочла запись в начале:
«28 августа мы вышли на шхуне «Святой Николай» из порта Архангельск. Если нам повезет – мы станем первыми людьми, побывавшими на Северном полюсе…»
Хмыкнув, Ульяна осторожно перевернула несколько страниц.
«9 сентября. Судно попало в шторм, потеряло две шлюпки и часть размещенного на палубе груза…»
Ульяна нахмурилась и открыла следующую страницу.
«Для зимовки в бухте Скорби нам не хватило запасов. Все продовольствие оказалось протухшим и некачественным. Болезни среди экипажа усилились. Одному Богу известно, что ждет нас впереди…»
Глава 7
Первые жертвы
1
Настольная лампа бросала на покоробленные страницы дневника желтый, теплый свет. Читая записи полярника, Ульяна забыла о своих страхах. Она чувствовала легкое возбуждение, которое всегда охватывало ее при появлении новой идеи.
Что ж, кем бы ни был капитан-полярник, но его дневник сыграет в будущем фильме свою роль. И роль эта будет весьма весомой.
В своем воображении Ульяна уже видела отснятые кадры. Все должно быть без надрыва и слез. Скупые кадры кинохроники – так и только так. Раскрытый дневник… сквозь него благодаря двойной экспозиции виден движущийся по снежной пустыне человек… А дальше по чистой, белой странице начинают ползти чернильные буквы, и глуховатый, мужественный голос за кадром тихо произносит:
«…Я остался один. Матрос Линьков и старпом Федоров мертвы. Я пробовал выбраться из расщелины, но не смог. Я знаю, что спасения нет, и надежды больше нет. Моя левая рука сильно отморожена. Своих ног я тоже почти не чувствую. Думаю, мне конец».
Нет, не так! Никакого упадничества. Пожалуй, последнюю строчку нужно будет переделать. Примерно вот так: «Я знаю, что спасения нет, и надежды больше нет. Но я не собираюсь сдаваться!»
Ульяна улыбнулась: да, так будет лучше.
Хорошо бы что-нибудь разузнать о судьбе жены полярника. Как сложилась ее жизнь дальше? Вышла ли она замуж во второй раз?
И вдруг по спине Ульяны пробежала ледяная волна.
«Что это я? – с ужасом подумала она. – Ведь сейчас муж той неведомой женщины лежит в морозильной камере!»
Ульяна взглянула на дверь и передернула плечами.
Не думать об этом!
Мало ли, что и где лежит.
Здесь, в комнате, я в полной безопасности.
Она отвела взгляд от двери и перевернула несколько страниц дневника. На одеяло упала фотография.
Ульяна подняла ее, холодную, влажную, неприятную на ощупь, и взглянула. Изображение было желтым и сильно выцвело от влаги и холода. Однако лицо женщины виднелось достаточно четко.
Она была очень красивой, эта женщина. Гордый, как у балерины, подъем головы, большие глаза, чувственный рот. Пальцы, лежащие на коленях, сжимают платок. Густые волосы уложены в высокую прическу, сверху – изящная маленькая шляпка.
Ульяна улыбнулась и провела пальцами по фотографии. И зря! Прилипнув к пальцам, влажная эмульсия покоробилась и слегка отстала от картонной основы, оставив на лице женщины безобразный шрам.
Ульяне стало неприятно.
– Прости, – виновато сказала она, – я не хотела.
Девушка снова вложила фотографию в дневник. И вдруг подумала: «Интересно, что бы обо всем этом сказал отец?»
Она представила себе его красивое, но уже слегка обрюзгшее лицо. И прямо-таки услышала сухой, хрипловатый голос отца:
– Ничего не выйдет. Ты талантливая девочка, но этот фильм тебе не по зубам. Чтобы снять фильм о любви, нужно знать, что такое любовь.
– Я не собираюсь снимать фильм о любви, – угрюмо прошептала Ульяна. – Мой фильм будет о человеке, пропавшем во льдах и найденном сто лет спустя.
– Вот как? А я думал, ты собираешься снять фильм о полярной станции. Может, для начала определишься, что же ты будешь снимать?
– Ты никогда меня не понимал.
– Как же тебя понять, если ты все время несешь вздор?
Ульяна вздрогнула и огляделась. Ощущение, что отец только что был рядом, тяжелым грузом легло ей на душу. На мгновение даже показалось, что она уловила запах крепкого табака и мужского одеколона. Того самого одеколона, который отец брызгал на лицо после бриться. Как же он назывался? «Ожен»? Вроде бы так.
Ульяна передернула плечами. Отвратительный запах. Уж лучше бы отец не выпендривался и душился «Шипром» или «Сашей», как все советские мужчины.
Она снова опустила взгляд на страницу дневника.
«Я здесь один. И, кажется, начинаю сходить с ума. Не знаю, сколько прошло времени. Здесь нет ни дня, ни ночи. Может быть, это и зовется вечностью? Если так, то теперь я знаю, что такое ад».
