Я отхлебнул коньяка из фляжки. Перед глазами встала картина: Иисус трахает Каро. Я закрыл лицо руками и вздохнул, словно призрак Хэмптон Корта.
— Да ладно тебе по жене вздыхать, — попросил Иисус. — Я уже извинился.
— Ладно, — кивнул я, не отрывая рук от лица.
— Ас тобой я так резко обошелся, потому что не люблю, когда кто-то крутится вокруг моей бабы. Правило у меня такое. Если бы я знал, что вы женаты, пальцем бы ее не тронул. Я разумный человек.
— А деньги? Каро заняла у тебя двадцать тысяч, а ты с нее сто тридцать требуешь! Это тоже разумно?
Иисус вздохнул.
— Давай вполовину долг урежу. Идет? Шестьдесят пять тысяч.
— Тридцать.
— Восемьдесят пять, — сказал Иисус. Я удивленно глянул на него.
— Ставки взлетели. С какой стати?
— С такой, что ты, друг мой, попытался на меня давить. Ошибочка. Никогда не дави на маньяка, который решил сделать тебе одолжение.
— Просто вряд ли мы достанем шестьдесят пять тысяч.
— Еще как достанете. Заплатите в пятницу, усек?
— Я думал, мы друзья.
— Друзья? Просто потому, что я прокатил тебя на машине?
— Ты ведешь себя по-дружески.
— Ах, я себя веду… Да, это я умею. Только дружба тут ни при чем. И ты тут ни при чем. Ты мог бы быть самым клевым парнем на свете — не важно. Я не чувствую того, что чувствуют остальные. Поэтому я богат. Не льсти себе. Узнаешь меня с другой стороны — сразу все поймешь про мое дружелюбие.
Наверное, я очень расстроился, потому что Иисус поспешно добавил:
— Слушай, если тебе от этого станет легче, признаюсь: мы с ней сегодня не трахались, не хотел ее вопли слушать. Так что она просто подрочила мне, пока я ужинал.
На площади Виктории Иисус припарковался и велел мне выйти.
— Зачем? — удивился я.
— Что ты такой подозрительный? Хочу кое-что показать.
Мы прошли напрямик — мимо закусочной к собору Виктории. Собор уже закрывался, служащий хотел было преградить нам дорогу, но увидел Иисуса и остолбенел. «Да пребудет с тобой Господь», — сказал мой спутник, повернулся ко мне и подмигнул.
На обратном пути Иисус был в таком хорошем расположении духа, что пустил меня за руль. Я никогда не понимал, что за люди заводят себе «порше». И все же машина Сына Божьего была прекрасна — я словно скользил сквозь космическое пространство.
Иисус пригласил меня в бар, но я сказал, что мне надо вернуться.
— Зачем?
— Каро будет волноваться.
— Возьми мой телефон, позвони ей.
— У меня свой есть.
— Почему ты так спешишь к женщине, которая трахалась с другим?
— Будь у нее выбор, она бы этого не сделала. У Иисуса глаза на лоб полезли.
— Ты что, правда так думаешь? Дай-ка я поясню тебе мои отношения с женщинами. Я могу войти в любой бар, и через десять минут три обычные шлюхи будут умолять меня, слышишь, умолять с ними позабавиться. Что, не веришь?
— Верю.
— Женщины любят, когда им говорят, что они уродины. Они любят, когда их бьют и пинают. А больше всего они любят валяться в ногах у грязного убийцы, который выглядит точь-в-точь как Иисус Христос. Каролина ничем не лучше.
Я понял, что тут не поспоришь.
— Теперь ты знаешь, что она врунья, — продолжал Иисус, — и все еще торопишься к ней?
Я кивнул. Он растерянно присвистнул, словно поражаясь моей непроходимой глупости. Когда мы проезжали через Варне, нас обогнал сверкающий автомобиль. Мужчина с пассажирского сиденья высунулся в окно и обложил нас отборной бранью. Потом машина рванула вперед и исчезла за поворотом.
— Видал? — хмыкнул Иисус. — Какое падение нравов! Сколько ему лет? Сорок? Сорок пять?
— Где-то так.
— Наверняка у него есть дети. Почему он орал? Где его достоинство?
— Понятия не имею.
— Лицо его видел? Один жир. Поразительно, сколько у таких ублюдков смелости, когда они за рулем.
— Но он не за рулем.
— Не важно, ты понимаешь, о чем я.
— Да, понимаю. Он чувствует себя в безопасности в этой железной коробке. В нем проснулась та же бравада, что просыпается у некоторых после пары стаканов. Может, его злит, что у нас машина лучше, вот он и чувствует себя вправе нас оскорбить. А может, у него вообще машины нет. Может, друг решил разок его подвезти. Я серьезно. В нашем мире живут недалекие люди.
Иисус закурил. Минутой позже мы наткнулись на ту же самую машину. Она стояла возле магазина, торгующего спиртным. Из машины как раз вылезали двое чистеньких мужчин, типичных представителей среднего класса. Они шутили, смеялись; над ремнями покачивались животы.
— Останови, — приказал Иисус.
— Зачем? — Но я уже жал на тормоз. Все-таки это была его машина.
— Хочу с ними поговорить.
Я припарковался, Иисус вылез и направился к двум милым толстячкам. Я пошел за ним, подозревая, что скоро ситуация выйдет за рамки приличия.
— Простите? Зачем вы только что на нас накричали? — спросил Иисус у пассажира.
Водитель был в очках. Реденькие светлые волосы, мальчишеская челка. Могу поспорить, ни одному из них не приходилось думать о деньгах.
— Вы ехали посреди дороги! — самодовольно объявил водитель. В нем скользила та самоуверенность, которая появляется, если человек привык жить в Барнсе, неплохо зарабатывать и жрать, как свинья.
— Вас не спрашивали, — отрезал Иисус. Водитель надулся и фыркнул.
— Да ладно вам, — заговорил второй, — не стоит так кипятиться.
— Вы обозвали моего друга, — настаивал Иисус.
— Неужели? Что-то не припомню.
— Вы, кажется, сказали, что он не умеет водить? Да чтоб вы знали, у него черный пояс по карате! Он вас по стенке размазать может.
Пассажир попытался спасти положение:
— Не спорю. И все же он ехал посреди дороги.
— Он ехал в левом ряду, ясно вам? Как нормальный водитель.
— С вашей точки зрения — да. — Мужчина напряженно хохотнул. — Но не с моей.
Прежде чем я успел что-то сказать, Иисус схватил его за уши, погрузил большие пальцы в глазницы и выдавил ему глаза — прямо на мостовую. Несчастный закричал и прижал руки к лицу. Сквозь пальцы неторопливыми толчками текла кровь.
— Ну и какая у вас теперь точка зрения? — насмешливо спросил Иисус и вытащил маленький револьвер с золотой рукоятью.
Затем он развернулся к водителю, который норовил потихоньку смыться.
— Видал? — Иисус указал на окровавленные глазные яблоки. — Вот что бывает с такими, как ты.
