— Все равно я его люблю, — говорила она. — Надеюсь, ребенок от него.
— Ребенок?! — взвизгнула подружка. — Какой ребенок?!
Ни о каком ребенке раньше она слыхом не слыхивала. Подружка расплакалась. Жена торжествовала. Мужик вынул из черепа стальную пластину и представил на обозрение свой мозг. Зрители ахнули.
Потом настало время новостей. Главная новость: на Ближнем Востоке убили британского корреспондента. Почему-то зрители должны были ценить его жизнь выше, чем жизни миллионов мирных арабов, которые погибли в ходе военных действий. Вроде как арабов убивать можно, а вот жизнь белого журналиста — святое.
Я сидел, погруженный в скорбь, и в голове у меня звучал голос Каро. Ее мысли стали моими.
В надежде раздобыть немного валиума я отправился к врачу. Терапевт оказался милым старичком с отеческими интонациями в голосе. Его поседевшие волосы, аккуратно разделенные на косой пробор, готовили отступление с головы, а прическу (как и костюм) врач не менял, вероятно, со времен студенчества.
— На что жалуемся?
— Не могу дышать.
— И все же вы дышите, — мягко поправил меня доктор. — Не дышат только трупы.
— У меня наверняка гипертония. От гипертонии умирают, да?
Врач криво усмехнулся.
— Мистер Мэдден, вам приходилось встречать выражение «Слышал звон, да не знает, где он»?
— Да, доктор.
— И что, по-вашему, оно означает?
— Что врачи, несведущие в своей профессии, очень опасны.
Доктор вздохнул, измерил мне давление, послушал сердце.
— Пульс немножко ускорен, а так все в норме. Постарайтесь расслабиться.
— Простите?
— Вы вспотели, вас бьет дрожь… Что случилось?
— Я надеялся, это вы мне скажете. Врач заглянул мне в глаза.
— Вы что-то приняли?
— Нет. Но не отказался бы. Он оторопел.
— Позвольте вас уверить: наркомания — не повод для шуток. Вы случайно не из-за женщины переживаете?
— Откуда вы знаете?
— Скажем так: я прожил подольше вашего.
— Можете что-нибудь мне выписать? Успокоиться бы…
— Вы влюблены, мой мальчик. — Доктор мягко улыбнулся. — Здесь вам ни одно лекарство в мире не поможет. Вы с ней говорили?
— Да. Но все без толку. — Он кивал — так, как будто наперед знал, что я скажу. — Она такое требует!..
— Как и все женщины.
— Думаете, стоит к ней вернуться?
— Если вам от разрыва так плохо, определенно да.
Каро знала распорядок отца назубок. По понедельникам Эйлин возила Гордона в бассейн. Кардиолог, видите ли, сказал, что это подходящее упражнение для престарелых ублюдков.
Мы поставили машину за углом и дружно пригнулись, когда мимо проехал «ровер» Гордона. Я успел заметить на пассажирском сиденье Эйлин — бледную и подтянутую. Гордон хмуро налегал на руль. Машина миновала нас с оглушительным треском. Я высунулся из окна: левое зеркало «фиата» отломилось и разлетелось на сотню осколков.
— Этот недоумок мне зеркало снес! И даже не остановился!
— Если бы он останавливался каждый раз, когда сносит зеркало, — философски заметила Каро, — он бы никуда не доехал.
— Но мы же встали на другой стороне этой гребаной улицы! Его паршивая машина двадцать раз могла проехать!.. Идиот!
— Ну вот, теперь ты понял? — осведомилась Каро.
Когда Гордон решил жениться, он попросил Каро вернуть ключи от дома, полагая, что они с Эйлин могут претендовать на некоторое личное пространство. Каро не возражала и вернула ключи. Но сначала сделала дубликат. Около десяти мы подъехали к дому. Каро открыла замки — сначала один, потом второй. Дверь распахнулась, в доме заверещала сигнализация. Каро подбежала к щитку в коридоре и ввела код. Мы вошли.
Мы направились прямо в кабинет Гордона. Комната пахла так же, как и ее обитатель, — какой-то химией с примесью желчи. Создавалось впечатление, что в лаборатории кого-то вырвало. Полки ломились от книг всевозможной направленности: навигация, археология, геология, скалолазание, школа выживания. Гордон относился к породе домашних искателей приключений. Как-то, правда, решил в одиночку совершить поход в Девон, но вернулся домой три часа спустя под весьма неубедительным предлогом: он, видите ли, забыл суповые консервы.
Мы искали завещание. Я открыл ящик стола и обнаружил аккуратную черную тетрадь с наклейкой на обложке. «Идеи рассказов».
— Гляди-ка, — сказал я Каро. — Твой папаша — подающий надежды автор.
— Господи… — вздохнула девушка. — Теперь он себя писателем возомнил.
Тетрадь была заполнена каракулями — очевидно, сюжетами рассказов. Я прочитал первое предложение и попытался засунуть тетрадь обратно в ящик прежде, чем Каро это заметила. Я опоздал. Она выхватила тетрадь у меня из рук и принялась листать. По мере прочтения усмешка на ее лице сменилась злобной гримасой.
— Вот гад!
Все рассказы были об одном.
Мужчина, его дочь, уединенный домик. Инцест?
Мужчина, его дочь, прогулка. Инцест? Мужчина, его дочь, необитаемый остров. Инцест?
Мужчина, его дочь, телефонная будка. Инцест?
— Он мечтал меня изнасиловать. Мой отец! Я росла в этом доме, а чертов ублюдок мечтал засунуть в меня свой отросток.
— Нельзя судить наверняка…
— Еще как можно, мать твою.
Она вытряхнула ящик и отрыла рассказ в потертой папке. Рассказ назывался «Первая и последняя любовь». Каро твердо решила прочесть его вслух. Трогательная история о калеке с деревянной ногой. В один прекрасный день он ковылял мимо ванной, где его дочь принимала душ, и случайно увидел ее сиськи. Калека смутился, но дочь заманила его в свою спальню и предложила совершить инцест. «Почему бы и нет!» — воскликнул калека. Семь актов спустя старик приходит в себя в психушке. Все оказалось чудесным сном.
— Гадость, — отрезала Каро.
Когда мы уже собирались уходить, я по какому-то наитию посмотрел на календарь. На пятнице, тринадцатое февраля, было написано: «ГРЭМ и МЕРСЕР, 14:00».
Каро посмотрела «Грэм и Мерсер» в телефонной книге. Это оказалась адвокатская контора на Ричмонд-Грин.
— Значит, в пятницу… Они изменят завещание в пятницу. — Каро серьезно смотрела на меня. — Отец терпеть не может тратить деньги на профессионалов. К адвокатам он без причины не пойдет. У нас четыре дня. Четыре дня на то, чтобы убить его.
Глава шестая
Путь тревоги
Мы пошли в ботанический сад, уселись под соснами и принялись курить травку, раздумывая, как побыстрее привести жизнь Гордона к логическому заключению, умудрившись при этом не навлечь беду на собственные головы. Каро предложила напугать его.
