– И это постановление ты уже подготовил? – прокурор опередил просьбу Зыкова.
Тот молча вытащил из папки бумагу, передал её Елисееву, получил назад уже с подписью прокурора.
– Убийство Рыбакова тоже ты ведешь? – Елисеев разрешил Зыкову закурить. – Что по этому делу доложишь?
Наскоро затянувшись сигаретой, Зыков сказал, что смерть председателя акционерного общества «Вымпел» явилась полной неожиданностью не только для близких Рыбакова, его жены и дочери, но и для сослуживцев. Человек никогда не пользовался услугами охранников, не получал угроз в письменном виде или по телефону. Любовницы, кроме секретарши, не имел. Но секретарша, конечно же, не в счет, ей по штату положено с Рыбаковым… Долгов он тоже не делал, и сам, такова уж прижимистая крестьянская натура, значительными суммами никого не сужал. Версия разбойного нападения отпадает. В гараже Рыбакова стоял импортный внедорожник, совершенно новый, муха не сидела, но машину не тронули. А все же человека убили… За что? Если найти ответ на этот вопрос, найдется и убийца. Логично? Абсолютно логично. В настоящее время сотрудники УЭП проводят проверку «Вымпела», может, чего нароют. Прокурор улыбался каким-то своим мыслям.
– УЭП закончит проверку и тогда, разумеется, взойдет солнце правды, – сказал он.
Зыков не понял, шутит Елисеев или говорит всерьез, но на всякий случай улыбнулся.
– Мне кажется, убийства Овечкина и Рыбакова, связаны между собой, – закончил Зыков. – Пока все догадки почти бездоказательны, на уровне эмоций, но будут и доказательства. Возможно, придется объединить два этих дела в одно.
Дослушал длинный монолог, Елисеев вдруг спросил совсем о другом:
– А тебе, Володя, не кажется, что это дело выше твоей головы?
– Если быть честным, а начальству врать не положено, то кажется. Я ведь провинциал, в Москве ещё не обтерся. И опыта мало.
– Тогда работай, – Елисеев встал из-за стола и пожал Зыкову руку. – Провинциалы, а я тоже не московский, изначально нацелены на победу. Мне не нравятся самонадеянные люди, а ты доведешь все до конца. И не скромничай, дело раскручивается хорошо, быстро раскручивается. Даже не ожидал от тебя такой прыти. И дальше так действуй. С моей стороны можешь рассчитывать на любую помощь.
От души поблагодарив прокурора и закрыв за собой дверь, Зыков неторопливо зашагал к своему кабинету, у двери которого, вызванный к следователю два часа назад и уже уставший волноваться, вертелся на стуле, томился душой Росляков.
Глава восемнадцатая
– А откуда я знаю, что вы друг Овечкина?
Глаза заместителя заведующего складом Эдуарда Максимовича Краско сквозь прозрачные стекла очков смотрели на мир насторожено и даже подозрительно.
С разогретого солнцем жестяного козырька склада, вытянутого вдоль железнодорожной платформы, лилась талая вода, капли разлетались по сторонам сверкающими брызгами. Ареринцев лишь пожал плечами, мол, это дело ваше, хотите верьте, хотите нет. Краско в раздумье поправил косо сидящий на голове берет, застегнул и расстегнул верхнюю пуговицу темного давно не знавшего стирки рабочего халата, висевшего на щуплом хозяине, как на вешалке. Сняв с кончика носа очки, он вытащил из кармана носовой платок, тщательно протер стела.
– А вдруг вы из милиции?
Краско, видимо, желая услышать отрицательный ответ, склонил на бок голову и прищурился.
– Уверяю вас, я не из милиции, – покачал головой Аверинцев. – Я частное лицо.
– Лишь сегодня утром, когда вы позвонили мне по телефону, я узнал о вашем существовании. От Овечкина я о вас ничего не слышал.
– Я все вам объясню, но только разговаривать здесь, – Аверинцев окинул взглядом железнодорожную ветку, платформу и группу грузчиков, куривших вдалеке под козырьком склада, – разговаривать здесь неудобно. Может, пройдем в помещение?
– Хорошо.
Краско резко повернулся на сто восемьдесят градусов, и, быстро перебирая короткими ногами, зашагал вдоль блестящей на солнце платформы, свернул направо, юркнул в проделанную в воротах склада чуть приоткрытую дверь, исчез в полумраке. Прибавивший шага, едва не сбившийся на бег, Аверинцев смог догнать прыткого кладовщика где-то в ущелье между уходящими в темноту, к самому потолку, штабелями упаковок со стиральным порошком и чистящими средствами. Боясь потерять Краско из вида, Аверинцев поднажал, уже чувствуя легкую отдышку.
Краско, заложив ещё несколько крутых и стремительных виражей, наконец, остановился перед обитой крашеным железом дверью, вынул из кармана огромную связку ключей и, мгновенно отыскав нужный ключ, отпер замок. Первым войдя в крошечное помещение с маленьким, как крепостная бойница, зарешеченным окошком, он зажег верхний свет. Свисающая с потолка на длинном шнуре лампочка в конусообразном отражателе залила кабинетик нестерпимо ярким светом. Аверинцев, зайдя следом, потоптался возле двух колченогих стульев для посетителей, выбирая более устойчивый. Краско, мгновенно устроившийся за крошечным, похожим на школьную парту письменным столом, уже трепетно дышал на безупречно чистые стекла очков, собираясь ещё раз отполировать их носовым платком.
– По телефону вы сказали, есть серьезный разговор, сказали, что вы друг Овечкина, – Краско сложил перед лицом ладони, будто сей же момент собирался впасть в молитвенный экстаз. – Вы сказали…
– Я помню все, что сказал, – не вставая с места, Аверинцев расстегнул куртку. – Насколько я знаю, вы единственный друг Овечкина.
– Да, старый друг. С Толиком что-то случилось?
– Ваш друг трагически погиб почти полтора месяца назад. Сам он решил свести счеты с жизнью или его убили, мне точно не известно.
– Что вы хотите от меня?
Казалось, Краско не удивился неожиданному сообщению, только промокнул платком вдруг вспотевшую лысину.
– Хочу, чтобы вы рассказали мне о вашей последней встрече с Овечкиным, о том разговоре, который между вами состоялся.
– А я не хочу ни о чем с вами разговаривать. Я даже не знаю, кто вы, даже не знаю, как вас зовут. Поэтому уходите и не возвращайтесь.
– Как скажете, – покладисто согласился Аверинцев. – Я уйду. Сейчас же уйду, только покажу вам кое-что.
Аверинцев быстро вытащил из внутреннего кармана и веером разложил на столе несколько цветных фотографий. Краско лишь сглотнул слюну и уставился на снимки гипнотическим взглядом. Человек, одетый в залитую кровью сорочку лежит в ванне, задрав вверх ноги. Крупно лицо Овечкина, голубого уже не человеческого цвета, одутловатое, глаза закрыты, изо рта далеко высунулся отечный фиолетовый язык. Снимок в профиль: спутанные, вставшие дыбом волосы, щека, покрытая темной коркой засохшей крови, черное отверстие в виске. Снимок шеи и лица снизу: замысловатые разводы крови на шеи и подбородке, виден кончик синего языка…
– Уберите это, – Краско поморщился, уголки рта поползли вниз, он отвел глаза в сторону, собрал во рту слюну и сплюнул на кафельный давно не мытый пол. – Мне сейчас плохо станет.
