— Это он. Но что за гадость у него во рту?
— Лактоза, — ответил Брубейкер. — Мы сделали
анализ.
— Лактоза?
— По-другому — молочный сахар.
— Но зачем? Проделки какого-то психопата.
— О, тут как раз все очень даже понятно. Странно
только, почему этот намек сделан специально для нас? Мы всего лишь
провинциальная полиция.
— Кажется, я вас не понимаю, — сказал Ромстед.
— Разве вы не знаете, для чего используют лактозу?
— Нет, — начал было Ромстед. Потом вдруг неясная
догадка мелькнула у него в голове. — О Господи!
— Вот именно. Чтобы разбавлять героин. Похоже, ваш отец
пытался кого-то наколоть, но не на тех нарвался.
— Черт побери, что за бредовая идея? Он никогда в жизни
не прикасался к этой дряни. Он был шкипером.
— Это мне известно. Но сколько вы знаете отставных
моряков или вообще людей, живших на одно жалованье, которые накопили миллион
долларов?
Глава 2
Ромстед недоверчиво уставился не него:
— Миллион долларов? У него и в помине не было таких
денег.
— Похоже, вы совсем ничего не знаете о своем отце.
— О, я полагаю, к пенсии он был очень неплохо
обеспечен, но вовсе не в таких размерах, как вы говорите.
— Ну так слушайте! — вынув из папки лист бумаги,
Брубейкер пробежался по нему глазами в поисках нужного места. —
Двенадцатого июля, всего за два дня до того, как его выбросили на городскую
свалку, Гуннар Ромстед приходил в свой банк на Монтгомери-стрит в Сан-Франциско
и снял со счета двести пятьдесят тысяч долларов…
— Что?!
— Наличными. Сказал, что они необходимы ему для
заключения сделки. А теперь пораскиньте мозгами и ответьте, для какой такой
сделки требуются наличные?
Ромстед вздохнул:
— Черт возьми, все это выглядит по меньшей мере
странно, но продолжайте.
— Вот именно. Четырнадцатого июля, рано утром, его тело
обнаружили двое рабочих с мусоровоза. Там сначала побывали наши ребята, потом
вызвали окружного коронера. Бумажник вашего отца со всеми документами и
полусотней долларов наличными лежал в одном из внутренних карманов его пиджака.
Ноги были стреножены веревкой, позволявшей ему передвигаться, но не бежать, а
руки скручены за спиной двухдюймовой липкой лентой. Для своих лет — шестьдесят
шесть, верно? — он был очень силен, но даже горилла не смогла бы разорвать
эту ленту, особенно если ее как следует намотать. Очистив рот от лактозы, мы
обнаружили, что у него рассечена нижняя губа, сломан один из нижних резцов и
выбит соседний с ним зуб. Мы также нашли входное отверстие — я имею в виду, в
затылке. Вы хотите прослушать медицинские рассуждения по поводу траектории
полета пули?
— Нет.
— Короче говоря, было установлено, что пуля вошла точно
в темя и вышла через заднюю часть верхнего неба. А это значит, что ваш отец
встретил смерть, стоя на коленях, если только убийца не взобрался на стремянку.
На снимке этого не видно, но на коленях брюк остались следы сажи. В верхней
части головы обнаружено незначительное повреждение — скальп рассечен так, будто
его чем-то ударили по затылку.
Земля там слишком твердая, а вокруг до нашего приезда успело
потоптаться столько народу, что невозможно было выявить хоть какие-то следы.
Скорее всего, Ромстеда вытащили из машины, заставили доковылять до края свалки,
чем-то ударили, чтобы он упал на колени, и держали в таком положении, пока,
наконец, не убили выстрелом в затылок — как при китайской казни. Думаю, это
дело рук заезжих гангстеров. Их было двое или трое, а то и больше. Пошарив
вокруг, мы нашли осколки зуба и расплющенную пулю — слишком деформированную,
чтобы можно было ее идентифицировать с каким-либо определенным оружием, однако
нам удалось установить калибр: тридцать восьмой, хотя проку от этого никакого —
он самый распространенный.
Мы уверены, что его везли сюда с завязанными глазами, потом
повязку сняли, чтобы не оставлять лишних улик. Такой сильный человек конечно же
не мог вести себя как баран на бойне, когда понял, что его ожидает; отсюда
синяки и разорванная одежда — видимо, перед тем, как вашего отца привезли на
свалку, он отчаянно сопротивлялся, поэтому и был связан таким образом.
Брубейкер замолчал, заново прикуривая потухшую сигару,
затем, полыхав, бросил спичку в пепельницу. Ромстед зажмурился, силясь изгнать
из воображения слишком живую сцену.
— А когда он сюда переехал? — спросил он.
— Никто точно не знает. Он жил в Колвиле один, уезжал и
возвращался, когда хотел, и вряд ли кому-то заранее сообщал о своих планах.
Однако я не удивлюсь, если в городе отыщется несколько женщин, которые знают о
нем гораздо больше, чем мы можем себе представить. Ваш старик, похоже, был
настоящим Казановой, и с годами его любовь к слабому полу не угасла. Так что
времени он даром не терял.
Гуннар Ромстед частенько наведывался в Сан-Франциско — когда
на машине, когда самолетом из Рино. Мы проверили авиакомпании, но у них на июль
не зарегистрировано его заказов, значит, все это время он ездил на машине.
Последний раз его видели в Колвиле четырнадцатого, когда он ставил машину на
техобслуживание — как обычно, на станции «Шелл», что на Эспен-стрит.
Собираясь уезжать больше чем на несколько дней, покойный
обычно договаривался с парнишкой по имени Уолли Прютт, чтобы тот захаживал к
нему домой — посмотреть, все ли в порядке, не случился ли пожар, ну и тому
подобное. Но Уолли утверждает, что на этот раз он ему не звонил, значит, не
собирался задерживаться надолго или же просто забыл… Зазвонил телефон.
— Извините, — сказал помощник шерифа и снял
трубку. — Брубейкер слушает… А, доброе утро… Да, приехал. Сейчас он здесь,
у меня в кабинете… Хорошо, я ему передам… Не за что. — Он положил
трубку. — Это адвокат вашего отца, Сэм Боллинг. Он тоже пытался разыскать
вас. Если не возражаете, он хотел бы встретиться с вами после того, как мы
закончим нашу беседу.
— Хорошо, — ответил Ромстед. — Спасибо.
— Его офис находится в Уиттейкер-Билдинг на пересечении
Третьей улицы и Эспен. Сэм — душеприказчик вашего отца, и, как только он узнал,
что капитан Ромстед мертв, сразу же уведомил об этом налоговую службу, банки,
возможных кредиторов — всех, кого положено по закону. Это от него нам стало
известно о деньгах и о квартире в Сан-Франциско. Банк в Сан-Франциско сообщил
Сэму о той огромной сумме, которая была снята со счета, а тот в свою очередь
незамедлительно известил нас. Он беспокоился о деньгах, но теперь их уже,
наверное, никто и никогда не отыщет.
Пока мы обыскивали колвильский дом Ромстеда в надежде
обнаружить хоть какие-нибудь следы денег, — если он вдруг не успел
заключить так называемую сделку, — мы попросили полицию Сан-Франциско
проверить его квартиру в городе. Ни там, ни тут денег не оказалось, но зато мы
нашли улики, которые подтвердили наше предположение, точнее, их обнаружили в
Сан-Франциско. Все, что удалось отыскать в его доме, — это несколько тысяч
гаванских сигар. Но квартира в Сан-Франциско окупила все усилия.
