Но почему он так долго пробыл без сознания? Прежде его не
раз оглушали, но он отключался всего лишь на несколько минут и никогда не
слышал, чтобы беспамятство длилось пятнадцать часов, не считая случаев сильного
сотрясения мозга или комы. Должно быть, его чем-то накачали. Пиджак с него
сняли, и теперь Ромстед заметил, что запонка на левом рукаве расстегнута.
Закатав рукав, он увидел две маленькие точки и капельку засохшей крови.
Наверное. — жгутом послужил галстук, а укол сделали каким-нибудь грязным
наркоманским шприцем. Потом он подумал, что вряд ли стоит так беспокоиться о
сыворотке против гепатита, поскольку в сложившихся обстоятельствах есть более
серьезные поводы для волнения.
Ромстед открыл зеркальную дверцу аптечки. Внутри находились
две новые зубные щетки в пластмассовых футлярах, зубная паста, бутылочка
аспирина и стакан для воды. Он вытряхнул на ладонь четыре таблетки и
присмотрелся к ним: выглядели они как настоящие. Проглотив аспирин, Ромстед
распечатал одну из зубных щеток и почистил зубы.
Потом снова вышел в комнату. Занавешенная шторой ниша слева
от ванной служила гардеробом. На перекладине висело несколько проволочных
вешалок для верхней одежды, а его сумка, сумка Полетт и небольшой чемоданчик с
туалетными принадлежностями стояли на полу. Пиджак и галстук Ромстеда бросили
на его сумку. Опустив штору, он подошел к комодам у противоположной стены.
Интерком, конечно, включен, и где-то в комнате установлено
подслушивающее устройство, а может, и не одно. Если даже накрыть интерком
подушкой, а потом отыскать самый заметный «жучок» и вырвать ему зубы, тут
где-нибудь все равно останется еще хотя бы одно устройство, которое запишет на
пленку весь их разговор. Зеркало наверняка фальшивое: когда с этой стороны
светлее, чем с обратной, оно превращается в окно, сквозь которое можно
наблюдать за ними. Ромстед осмотрелся. С потолка свешивалась люстра с
двухсотваттной лампой. Сейчас она не горела, но ближе к вечеру ее зажгут.
Конечно, лампу можно разбить, но какой в этом толк? Бандиты спокойно войдут
сюда со своим обрезом и свяжут их.
Неужели этот ненормальный ублюдок думает, что ему и на этот
раз удастся выйти сухим из воды? Теперь Ромстед понял, что именно Кесслер искал
у него в квартире: он, сам того не сознавая, сказал об этом Майо. Банковские
подтверждения. Сто семьдесят две тысячи долларов на депозите в «Саузленд траст»
в Сан-Диего — все его сбережения, если не считать нескольких сотен на чековом
счету в Сан-Франциско. Несомненно, старика заставили пойти и забрать эти
деньги, пристроив на бандаже роковое третье яичко из пластиковой взрывчатки,
или прикрепив в паху динамитную шашку. На него надели несколько пар колготок,
пришитых к низу футболки, а брючную «молнию» присоединили к ремню. Из такого
одеяния можно высвободиться лишь минут за десять, тогда как меньше чем за
секунду тебя просто разнесет на куски. А как же радиосхемы и разные провода, которые
соединяют все это-с детонатором? Они должны были находиться где-то внутри его
пиджака, так почему же он не смог добраться до них и вывести всю систему из
строя? Ведь его руки были свободны. Ответ пока не найден, но он непременно во
всем разберется. Ясно только одно: человек не станет делать резких и
необдуманных движений, когда кто-то держит его за яйца.
Но зачем они похитили Полетт Кармоди? За какой надобностью
прослушивали ее телефон, а потом устроили для него ловушку в ее доме? И на этот
вопрос пока тоже нет ответа. И тут впервые непроницаемая тишина была нарушена.
Из-за стены, у которой стояли кровати, донеслось глухое бормотание и скрип
диванных пружин. Ромстед посмотрел на Полетт Кармоди. Она открыла глаза и
недоуменно уставилась на него, потом поднесла руку к голове.
— О Господи Боже мой! — были ее первые слова.
— Они вас не оглушили? — спросил Ромстед.
— Нет, — ответила Полетт. — Это, должно быть,
из-за той дряни, которую они вкололи мне в руку. То ли тормозная жидкость, то
ли растворитель для лака.
— Мне очень жаль.
— Чего жаль?
— Что вы тоже оказались замешаны. Не знаю, зачем ему
понадобились вы.
— Из-за денег, — ответила Полетт. Потом,
скривившись от боли, села и снова схватилась за голову. Ощупав растрепанные
волосы, она вздрогнула.
Ромстед хотел спросить, из-за каких таких денег, но решил,
что не стоит торопиться с вопросами. Он принес из гардероба ее дорожную сумку и
чемоданчик и поставил рядом.
— Тут есть ванная, — сказал он. — И даже
зубная щетка и аспирин. Вы справитесь сами?
Полетт кивнула. Она откинула покрывало, которым Ромстед
прикрыл ее, спустила босые ноги с кровати и встала. Когда она покачнулась, как
пьяная, он взял ее и помог дойти до дверей и передал сумку. Поскрипывание
кровати в соседней комнате усилилось, и опять стали слышны голоса, легкие стоны
и приглушенные вскрики. Ромстед выругался, надеясь, что к тому времени, как
Полетт вернется из ванной, они закончат. Но ничего подобного. Когда несколькими
минутами позже она вошла с уже подкрашенными губами, то попала в самый разгар
любовного поединка за стеной. Слышимость была великолепная, словно все
охи-вздохи и сотрясания кровати происходили прямо у них на глазах, а затем
надтреснутый и хриплый, но несомненно принадлежащий женщине голос воскликнул:
— Еще-еще-еще! О Господи Иисусе! О Господи!
Раздался пронзительный несвязный вопль, и наконец воцарилась
тишина. Пленники смущенно отвернулись друг от друга.
Полетт присела на край кровати и выудила из сумочки
сигарету.
— Хорошо, что они не пустили это по телевизору и не
заставили нас смотреть. Хотя после того, что случилось, вряд ли я была бы
слишком потрясена.
Ромстед сделал жест в сторону интеркома:
— Комната прослушивается.
— Ну и пусть себе слушают. Какая теперь разница?
— Теперь никакой.
Если ее телефон прослушивался, то Кесслеру уже известно, что
Ромстед вычислил его личность, и терять им больше нечего.
— Это я виноват… — сказал Ромстед. — Я сам все
испортил. Если бы я поменьше болтал…
— Может, прекратите? Вашей вины в этом нет. С самого начала
главной целью была я. Из того, что мне удалось подслушать, вам пред-, стоит
лишь забрать выкуп.
— И сколько?
— Два миллиона. Ромстед присвистнул:
— И как они собираются их получить?
— Не знаю. Они не обсуждали это, правда, когда один из
них предложил воспользоваться моментом и поразвлечься со мной, пока вы
одурманены наркотиком, то другой сказал, чтобы тот заткнулся и занялся делом.
Тогда-то они и упомянули сумму в два миллиона. «А потом ты сможешь нырять в эти
округлости, — сказал один. — Вот это, я понимаю, задница!» Так он
элегантно выразился.
