— Разве Краудер вам не рассказал?
— Только то, что его застрелили. «Казнен» — он
употребил это слово.
— Краудер слишком увлекается телевизором. — Орд
откинулся на спинку вращающегося кресла и швырнул спичечный коробок на
стол. — Но мне кажется, в данном случае с ним трудно спорить, хотя вся эта
история изрядно попахивает Голливудом. Его нашли на городской свалке, с
простреленным затылком. Примите мои соболезнования.
— Но, ради всего святого, кто это сделал?
— Мы не знаем. Пока. Но в любом случае это был
настоящий профессионал, и то, что он совершил, имеет какой-то смысл. Хотя мы
разберемся во всем и без этого пояснения.
Это прозвучало совсем непонятно, в голове у Ромстеда роилось
множество вопросов, но он сдержал свое любопытство. Он проделал неблизкий путь,
чтобы получить информацию из первых рук, так что можно подождать еще несколько
минут. В этот момент дверь в дальнем углу комнаты открылась, и вошел помощник
шерифа в белой шляпе. Он подталкивал впереди себя изнуренного вида мужчину
средних лет, лицо которого заросло торчащими во все стороны седеющими
бакенбардами. Арестованный огляделся, умудряясь сохранять одновременно хитрое и
виноватое выражение лица. Помощник шерифа отпустил его руку и показал на стул,
стоявший возле стола Орда.
— Паркуйся сюда, Винги.
— Опять? — поинтересовался Орд.
— Опять, — ответил помощник шерифа. Арестованный
уселся, уставившись в пол, и принялся похлопывать себя по бокам в поисках
несуществующих сигарет. Орд послал ему пачку через стол.
— И перед кем он на этот раз сорвал свои
покровы? — спросил он. — Перед Лигой женщин-изобретательниц?
— Перед женой владельца ранчо на шоссе Деннисон. —
Помощник шерифа вздохнул и отошел к столику, чтобы налить себе кофе. —
Видит Бог, хотел бы я иметь такой предмет для гордости.
Арестованный теперь хлопал по карманам в поисках спичек. Орд
подтолкнул к нему коробок.
— Держи, курилка. — Он покачал головой, заправил
новый бланк в пишущую машинку и заговорил тоном, каким обычно обращаются к
непослушному ребенку:
— Винги, когда-нибудь ты вознамеришься потрясти своим
нарциссом перед какой-нибудь женщиной, которая не растеряется и отрежет его у
тебя ко всем чертям, а потом вставит тебе же в ухо.
Зазвонил телефон. Орд поднял трубку.
— Хорошо, — произнес он, затем обернулся к
Ромстеду и махнул рукой в сторону коридора. — Это Брубейкер. Вторая дверь
налево.
Ромстед прошел через дверцу в барьере и направился по
коридору. Кабинет оказался небольшим. Брубейкер сидел за столом, прислонившись
спиной к венецианскому окну, занавешенному жалюзи, и перебирал содержимое
толстой картонной папки. Он встал и протянул Ромстеду руку, — крепкого
сложения мужчина со стриженными под ежик рыжеватыми, седеющими на висках
волосами и свежим цветом лица. Рукопожатие было твердым, и вообще Брубейкер
выглядел весьма энергичным человеком. Указав на стул перед своим столом, он
улыбнулся.
— Однако с вами не так-то просто связаться. —
Усевшись напротив, хозяин кабинета взял из пепельницы тлеющую сигару и опять
склонился над содержимым папки. — Мы целых две недели пытались до вас
дозвониться.
— Меня не было в городе, — ответил Ромстед. —
Я вернулся только вчера вечером.
— Я знаю. Мы раздобыли адрес у адвоката вашего отца, но
ваш телефон не отвечал. Тогда мы попросили полицию Сан-Франциско проверить вашу
квартиру. Домовладелец сказал, что понятия не имеет, где вы пропадаете. В
бумагах Краудера значится, что вы были на каком-то корабле. Вы тоже моряк?
— Нет, — покачал головой Ромстед. — У моего
друга моторная яхта, и мы перегоняли ее в Сан-Диего. Я прилетел в Сан-Франциско
вчера вечером, и ваше сообщение дожидалось меня вместе с остальной почтой.
— Значит, в то время, когда произошло убийство, вы
находились в море?
— Если это случилось две недели назад, то мы были
вблизи мыса Сан-Лукас.
— Где это?
— Южная оконечность Калифорнийского залива.
— Понятно. А чем вы зарабатываете на жизнь?
— В данный момент — ничем. Последние двенадцать лет я
провел в Центральной Америке, но месяца четыре назад продал свое дело.
— Какое дело?
— Лодки. У меня в Коста-Рике была дистрибьютерная фирма
по продаже моторных лодок и яхт — для рыбаков, путешественников и просто
желающих приятно провести время.
— А когда вы в последний раз видели отца?
— Примерно четыре года назад. Я приезжал в Южную
Калифорнию на фабрику, а его корабль стоял в Лонг-Бич. Я поднялся на борт, и мы
немного выпили.
— Похоже, вы оба жили совершенно независимо друг от
друга, не так ли? Вы знали, что у него в Сан-Франциско есть квартира?
Ромстед печально улыбнулся:
— До вчерашнего разговора с Краудером я даже не знал,
что он вышел в отставку. Я написал ему на адрес пароходной компании, когда
продал дело и вернулся в Сан-Франциско, надеюсь, они передали письмо. Сам он
почти не писал, пару раз в год я получал от него открытки — вот и вся
переписка… Но как все произошло? У вас есть хоть какие-нибудь предположения,
кто это мог сделать?
— Нет. Мы надеялись, что вы нам поможете, но раз вы не
поддерживали с ним близких отношений…
— А как с опознанием тела?
— Никаких проблем. — Брубейкер раздраженно махнул
рукой. — Откуда им, к черту, быть — в этом городе не так много мужчин
шести футов пяти дюймов роста с белыми как снег волосами. К тому же все
документы находились при нем, в бумажнике. На всякий случай можете
удостовериться сами. — Он выложил на стол две большие глянцевые
фотографии.
Мысленно подбодрив себя, Ромстед поднес их к глазам. Первая
запечатлела человека, лежащего на спине на куче грязного хлама: пустых бутылок,
газет, журналов, безголовых кукол, ржавых банок, а прямо над спутанной гривой
седых волос убитого валялась выпотрошенная диванная подушка и полуистлевшие
ботинки. Это был его отец. В темном костюме, светлой рубашке и галстуке,
лодыжки стянуты коротким куском веревки, заломленные за спину руки,
по-видимому, тоже связаны. Никаких видимых следов насилия. Вот только лицо
густо запорошено каким-то белым порошком.
Второй снимок был сделан с более близкого расстояния, он
изображал увеличенную голову и плечи — в том же положении и на том же месте.
Открытые глаза невидяще уставились вверх с тем недоуменным и затуманенным
выражением, какое бывает только у мертвецов. Широко распахнутый рот, по всей
видимости, нарочно растянули, чтобы доверху набить порошком. Порошок походил на
муку или сахарную пудру. Он же был в ноздрях, на подбородке и по обе стороны от
лица на земле. Ромстед сложил снимки вместе и вернул обратно.
