— Что именно?
— Джери ни на чем не могла остановить свой выбор. Она
собиралась то в Нью-Йорк, то в Лос-Анджелес или Майами. Хотела попробовать себя
в качестве модели; потом вдруг решала заняться изучением компьютерного
обеспечения. Я говорил ей, что дам денег на любые курсы, какие она только
выберет, или даже на колледж — если захочет вернуться туда. Она было
соглашалась, но тут же передумывала и строила новые планы: собиралась поступить
на работу на крупный пароход или отправиться вокруг света с какой-нибудь
семейной парой. Но при этом ни разу не упомянула о возвращении в Сан-Франциско,
что довольно странно — ей там всегда очень нравилось.
Брубейкер нахмурился:
— Хорошо. А она встречалась с кем-нибудь из своих
старых друзей?
— Нет, даже не хотела, чтобы кто-то знал о ее приезде.
Нервничала и все время расхаживала туда-сюда, словно пантера в клетке, но ни
шагу из дома. Я говорил ей, что она может брать машину, когда захочет,
предлагал навестить Полетт и поплавать у нее в бассейне — но нет, она никого не
хотела видеть. А когда звонил телефон или дверной звонок, прямо подпрыгивала от
испуга…
— А вы знали, что она сидит на игле? У нее ведь все
руки исколоты.
— Да будь оно все проклято! А может, я и не хотел
знать! К тому же она всегда носила одежду с рукавами — вот такими. —
Боннер провел ребром ладони по своему предплечью.
— Три четверти, — уточнила Полетт.
— Когда вы видели ее в последний раз? — спросил
Брубейкер.
— Сегодня ночью, около двух часов.
— Когда вернулись домой?
— Да. Дверь в ее спальне была закрыта; я заглянул
внутрь и увидел, что она спит. Брубейкер покачал головой:
— Видимо, притворялась, дожидаясь, когда вы завалитесь
спать, чтобы тайком ускользнуть. Если она решила проделать четыре мили пешком и
влезть в чужой дом, то поверьте мне — она не спала.
— Может быть. Но зачем она ждала, пока я вернусь домой?
Я находился в магазине с шести вечера, и она могла бы сбежать в любое время.
. — До какого-то момента у нее еще хватало сил терпеть
и бороться с ломкой. Вероятно, она захватила с собой немного порошка еще в
Сан-Франциско. И к тому же после двух ночи на дорогах почти нет машин и ее
никто бы не заметил. Не спрашивала ли она о капитане Ромстеде?
— Насколько я помню — нет.
— Но она знала, что он мертв?
— Да, я сам рассказал ей об этом, но не уверен, что она
вообще прислушивалась к тому, что ей говорили. Похоже, ее это известие не
заинтересовало.
— Скажите, она бывала в этом доме раньше? Лицо Боннера
потемнело от гнева.
— Что вы имеете в виду?
— Ну, очевидно, она знала, что в доме есть наркотик, а
также где он находится. Тут вмешалась Полетт:
— Нет, не думаю, что она бывала здесь. Насколько я могу
припомнить, с тех пор, как капитан Ромстед поселился здесь, она приезжала домой
только один раз, на пару дней, в прошлое Рождество, а он тогда находился в
Сан-Франциско.
Брубейкер задумчиво кивнул:
— Но остается открытым вопрос: почему она была так
уверена, что найдет здесь наркотик… Кажется, это все. Лью. Примите мои
искренние соболезнования.
Боннер собрался уходить. В дверях он обернулся и спросил
Полетт:
— Тебя подбросить домой?
— Нет, спасибо, Лью. Мне нужно еще немного поговорить с
мистером Брубейкером. — Однако она встала и вышла вместе с Боннером.
— Сколько ей было? — спросил Ромстед.
— Двадцать четыре — двадцать пять. Господи, это-то
больше всего и удручает.
Брубейкер достал из кармана сигару и принялся снимать с нее
целлофановую обертку. За окном послышался звук отъезжающей машины. Через минуту
Полетт вернулась в дом.
— Господи помилуй, — воскликнула она с
порога, — только не эту вонючую головешку, если вы не хотите, чтобы мы
потом жаловались на жестокость полиции. Держите.
Полетт откинула крышку черного чемоданчика, достала из него
коробку сигар и протянула Брубейкеру. Тот с невозмутимым видом взял один из
футлярчиков и отвинтил колпачок, наблюдая при этом, как Полетт тщательно
расправляла и складывала коричневый халат, чтобы можно было закрыть чемодан. Ее
лицо при этом выражало прямо-таки детскую невинность.
— Ну ладно, — произнес Брубейкер, выдохнув
ароматный дым. — Выкладывайте, что там у вас.
Полетт рассказала о поездке в Лас-Вегас. Брубейкер сходил в
гараж, чтобы взглянуть на показания счетчика «мерседеса». Вернулся он еще более
угрюмым и задумчивым.
— Значит, он ездил в Сан-Франциско с кем-то еще, —
заявил он. — Возможно, с членом той шайки, с которой был связан.
— Но куда он ездил по такой пыльной дороге? —
спросил Ромстед. — И с какой целью? Если бы нам удалось найти это место…
— Вы имеете представление, сколько тут в радиусе
двадцати семи миль старых проселков, заросших полынью и алкали? Они ведут к
ветрякам, пастбищам и заброшенным рудникам. Даже если вы отыщете это место, то
обнаружите лишь следы колес или вмятину от хвостовой опоры легкого самолета.
— Почему самолета?
— Да потому, что именно таким способом из Мексики
доставляется большая часть зелья. Точно так же ваш отец мог добраться до
Сан-Франциско.
Ромстед почувствовал, что бьется головой о бетонную стену, и
все-таки предпринял еще одну попытку:
— Послушайте, капитан Ромстед вернулся сюда в пять
часов утра, а двумя часами позже уже звонил своему брокеру, чтобы тот собрал
двести пятьдесят тысяч долларов наличными. И ни слова о поездке в Сан-Франциско
или о сделке. По всей видимости, за эти два часа что-то произошло. И нам
необходимо выяснить, что именно.
— Ну конечно. Вы так считаете, потому что он ничего никому
не сказал, — устало проговорил Брубейкер. — А вы хоть раз слышали,
чтобы кто-нибудь перед тем, как отправиться за грузом наркотика, заказывал
время для выступления по телевидению или помещал объявление в газете? С этим
все ясно, не о чем даже говорить. Я полагаю, гибель Джери Боннер подтвердила
наши догадки и отмела все сомнения на этот счет.
«Все опять сводится к наркотикам, — подумал
Ромстед, — и даже возразить нечего». Тем временем Брубейкер продолжал:
— Должен признать, что я кое-что прошляпил: я обыскал
дом и не заметил наркотика. В оправдание могу сказать лишь то, что я
высматривал что-нибудь размером с этот чемодан, а не с чайный пакетик.
