Закончил Тим только следующим утром. Собрал арбалет, закрепил луки, взвел их и положил болты на оба ложа. С довольным вздохом положил собранный арбалет на топчан и встал. Только сейчас он понял, сколько прошло времени, и преисполнился раскаяния.
— Нальма, — позвал он, оглядываясь. — Нальма!
Выскочил на улицу и облегченно перевел дух — девушка возилась у очага, разводя огонь. Подняла голову, улыбнулась Тиму.
— Нальма, — сказал Тим, подходя к разгорающемуся костру, — я… это… Ты где спала?
— Здесь. — Девушка просто показала на траву у очага.
— Блин, — Тим расстроился, — я… не удовлетворен собой. Почему ты мне не сказала?
— Ты был занят, — Нальма улыбнулась. — Не думай об этом. То, что ты делал, было важнее. Ты доделал?
Тим обернулся и вопросительно посмотрел на дом, словно дом знал это лучше.
— Вроде да.
— Покажешь?
— Сейчас. — Тим метнулся к дому и вышел, держа в руке арбалет. Посмотрел на него, потом на Нальму. Улыбнулся, зевнул и потер глаза.
— Ой, — сказала девушка, — ты же не спал ночью. Ложись спать!
— Нет, — сказал Тим и снова зевнул, — сначала проверю, как работает. Сейчас… предохранитель… ты «Ван Хельсинг» смотрела? Хотя что это я спрашиваю — не смотрела, конечно, как ты его смотреть могла. Вот. Готово.
Тим выпрямился и посмотрел вокруг ищущим взглядом.
— В птицу? — спросила Нальма, задирая голову.
— Нет. — Тим поднял арбалет, нацеливаясь в высохший пень, послуживший первой мишенью для Нальмы. Ему показалось символичным, если первый выстрел из нового супер-арбалета будет произведен именно в этот пень. Тим вздохнул и потянул оба спусковых крючка. С полсекунды ничего не происходило, Тим уже начал огорчаться, но тут арбалет задергался у него в руках, и воздух наполнился звоном тетивы и свистом болтов. От пня с треском во все стороны полетели щепки, какие-то мелкие птицы выпорхнули из травы неподалеку, и, суматошно махая крыльями, скрылись в лесу. Тим опустил руку. Нальма, замерев, продолжала смотреть на пень, от которого осталась едва половина.
— Вот так, в общем, — сказал Тим и посмотрел на арбалет. Оба лука были взведены, болты лежали на ложах. — Вот так, — повторил он и зевнул. — Пойду я посплю, пожалуй.
— Что? — Нальма вздрогнула и посмотрела на Тима восхищенным взглядом. — Да, конечно. Может, поешь сначала?
— Нет, — Тим мотнул головой, — потом.
Проснулся он от голода. Сполз с топчана, щурясь, потянулся. Огляделся. Нальмы в доме не было. Судя по падающим из окошек косым лучам, на улице был разгар дня. «Что-то мало я спал, — подумал Тим, — можно было еще часика три-четыре…» Но спать не хотелось, хотелось есть. Тим хмыкнул и вышел на улицу. Нальмы не было и на улице.
Тим походил по полянке, вернулся в дом, поискал взглядом — миска валялась на своем привычном месте, на полу, и была девственно чиста. Тим поковырял задумчиво какую-то засохшую неровность на боку миски, вышел обратно и сел на траву. Нальма появилась примерно через полчаса. Пришла по тропинке, неся на плече что-то похожее то ли на большую бесформенную сумку, то ли на рюкзак с одной длинной лямкой. Увидела Тима, заулыбалась.
— Ты проснулся, — обрадованно заявила она.
— Да. — Тим серьезно кивнул. — Есть хочется.
Нальма посмотрела на него с хитринкой.
— Кашу будешь есть?
— Кашу? — Тим, демонстративно нахмурив брови, задумался. — Кашу — буду!
Нальма улыбнулась, подошла к Тиму и положила перед ним мешок.
— Раз ты будешь есть кашу, то фрукты, наверное, не будешь?
Тим даже сказать ничего не успел — его желудок отозвался таким негодующим бурчанием, что Нальма расхохоталась.
— Ешь, — сказала она, пододвигая мешок, — кашу я сварю попозже.
Тим быстро развязал завязки мешка и поднял на девушку восхищенный взгляд.
— Ты… — Тим даже головой замотал, не в силах выразить обуревающие его чувства. — Я очень-очень тебе… блин.
— Блин! — повторила она звонко, хихикнула и убежала в дом.
— Ну — сказал Тим по-русски, — вот это здорово, это я понимаю. Нальма, ты просто чудо.
И принялся за фрукты. Здесь были уже знакомые ему по школе зеленые «персики» и оранжевые «огурцы» с хлебным вкусом; плоский дискообразный фрукт с мякотью, напоминающей сладковатую вареную картошку, тоже ему попадался, но большинство остальных были незнакомы. Тим, полагая, что они будут не хуже на вкус, а то и лучше, радостно схватился за плод, формой и фактурой очень напоминавший апельсин, только баклажанно-фиолетового цвета. Под нетолстой кожурой и в самом деле оказались бледно-голубые дольки. Тим счистил кожуру, поделил оставшееся пополам и отправил одну половину в рот. Принялся жевать и замер, выпучив глаза и задержав дыхание, — рот наполнился такой горечью, равной которой он в жизни не пробовал. Был в этой горечи легкий чайный вкус, но если сравнивать это с чаем, то в этот чайник должно было заварки уйти целый вагон и водой не разбавляться. Тим, с трудом разжав сведенные скулы, выплюнул все изо рта и, часто дыша, побежал в дом — запивать.
Нальма с удивлением смотрела, как Тим, сунув голову в ведро, пуская пузыри и захлебываясь, глотает воду, потом, похоже, начала понимать. Тихонько засмеялась и спросила:
— Сколько ты съел?
Тим вынырнул из ведра, отдышался, сказал сипло:
— Половину, — и нырнул обратно.
Нальма перестала смеяться и сказала тревожно:
— Много. Надо… обратно.
— Не надо, — поднял голову Тим, — я выплюнул.
Нальма успокоилась и снова принялась смеяться. Тим утер слезы, шмыгнул носом и спросил:
— Что это было?
— А почему ты ешь то, что не знаешь?
— Я думал, там все съедобное, — возмутился Тим.
Нальма хихикнула и мотнула головой:
— Все съедобное, смотря сколько съесть. Пойдем.
Тим зачерпнул горстями воду из ведра, выпил, потом поспешил за девушкой. Нальма подошла к лежащему мешку и присела.
— Ты никакие фрукты не знаешь? — спросила она, вытряхивая содержимое мешка на траву.
— Нет, — мотнул головой Тим, — вот эти знаю, эти и эти.
— А зачем тогда другие пробовал?
Тим удивился.
— Но… как же? Вдруг они… правильные? — Он хотел сказать «вкусные», разумеется, но не нашел подходящего слова. — Ну вот… вот эти зеленые мне хочется кушать больше, чем вот эти. Просто хочется, и все. Разве у тебя не так?
— Не так, — Нальма хлопнула глазами. — Они все правильные. Вот эти, — она откатила в сторону зеленые «персики», — едят, чтобы сон развеять. А вот эти маленькие — наоборот, сон навевают. Эти плоские быстро и надолго утоляют голод, эти — тоже, но ненадолго. Зато они дешевле. А этот, у которого ты откусил половину, так не едят. Его сок — чуть-чуть, по капле, кладут в пищу, чтобы она быстро не портилась. Эти красные утоляют жажду, хотя воды в них и немного, но, съев половину фрукта, сможешь целый день без воды обходиться… Ты чего?
