Посвящается Але, без которой все было бы совсем по-другому
Судьба боится храбрых, давит трусов.
Сенека. Медея
Часть первая
ПОРЯДОК ВЕЩЕЙ
ГЛАВА 1
Тим пробирался через толпу людей. Люди стояли плотно и пропускать подростка особо не стремились, так что Тим вовсю работал локтями и коленями, протискиваясь к своей цели. Никто, впрочем, по этому поводу не возмущался.
Этот сон Тиму был знаком. В различных вариациях, он снился ему уже неделю. «Опять», — уныло подумал он, лежа под одеялом в каком-то совсем другом месте и времени. Он вроде бы даже приоткрыл там глаза, чтобы в душном полумраке своей комнаты разглядеть слабые очертания письменного стола и яркие зеленые цифры китайского будильника. Сейчас вполне можно было напрячься, разорвать связь с нелепым надоевшим сном — и если не проснуться, то хотя бы додремать спокойно.
Но глаза отметили время (6.56), и непроснувшийся разум решил не просыпаться. Ощущения теплого одеяла, застоявшегося комнатного воздуха и негромких шумов ночного города пропали, оставив Тима в толпе плотно стоящих молчаливых людей. Он вздохнул, удвоил усилия и наконец выбрался из толпы, сразу же напоровшись на ограждение — деревянный брус, закрепленный с помощью деревянных же кольев на уровне его груди. Тим вцепился в брус руками, встал поудобнее, отдышался и принялся наблюдать.
По ту сторону перил начинался пологий спуск, выложенный большими плитами серого камня и заканчивающийся у широкой дороги. С другой стороны был точно такой же подъем, с точно такими же деревянными перилами наверху и стоящей за ними толпой людей. Но Тим не глядел на ту сторону, он глядел на дорогу, по которой шла торжественная процессия. Сложно сказать, каков был ее смысл и в чем состояла ее цель, но было в ней определенно что-то недоброе. Люди с обеих сторон дороги не кричали, не приветствовали идущих, а только молча и недвижимо наблюдали. Процессия была немаленькой — голова колонны уже скрылась где-то за границей внимания, а хвоста еще не было видно. Сейчас мимо Тима шли, собравшись группами по четыре, удивительно толстые лысые мужчины в необъятных одеждах. На их мясистых лицах белыми и черными красками были нарисованы страдающие маски. Их балахоны словно жили своей жизнью, бугрясь, шевелясь и подергиваясь в разные стороны без каких-либо видимых причин. Хотя очень скоро шевеление это стало Тиму понятно — балахон одного из мужчин вдруг дернулся, натянулся (Тиму послышался негромкий вскрик-всхлип), а потом из-под края одежды показался… лежащий ребенок. Похоже, это была девочка — лет трех-четырех, в коротком белом сарафанчике и белых же штанишках. Она тут же вскочила, бросилась догонять «свой» балахон, но не успела — идущий сзади мужчина подхватил ее за шиворот, распахнул перед собой светло-серую ткань, опустил девочку туда и запахнул одежду обратно. Ритм процессии при этом не сбился ни на полшага — все происходило в движении, никаких эмоций не отразилось на лицах участников, и даже звуков лишних не прозвучало. Но почему-то у Тима этот эпизод вызвал жуткое неприятие, чуть ли не омерзение.
Тим в этом сне словно был не собой, а кем-то немножко другим. Нет, он помнил, что он — это он. Тимофей Вострецов, «коренной питерский интеллигент пятнадцати лет от роду», как любил выражаться отчим, который сам на интеллигента никак не тянул. Впрочем, отчим был хорошим человеком, Тим его уважал, даже немного любил и не стеснялся называть «папой». Тем более что своего настоящего отца он не помнил — тот растворился в нетях, когда Тиму было чуть больше двух лет. Уехал на север за длинным рублем и пропал бесследно. Мама не слишком любила вспоминать те времена — в охватившем Россию десятилетии больших перемен ей несладко пришлось одной с маленьким ребенком на руках. Но насколько удалось понять Тиму из скупых рассказов мамы, с папой она тогда вроде не ссорилась — без темных моментов в супружеской жизни семьи Вострецовых не обходилось, но было их не больше, чем в других семьях. Как бы там ни было, мама склонялась к версии «Что-то случилось». Она даже в «Жди меня» письма и фотографии слала неоднократно, но их ни разу не показали — видимо, авторам программы данный случай показался банальным и малоинтересным.
Все это Тим во сне помнил, но помнил как-то неубедительно. Словно ему кто-то все это просто рассказал и заставил запомнить. Спроси его сейчас про обстоятельства его рождения и жизни, он бы, отвечая, наверняка характерно пожимал плечами — дескать, «вроде оно так, но точно не знаю — за что купил, за то и продаю». А вот происходящее вокруг, наоборот, казалось не просто реальным, а реальным с громадным смыслом — каждое мельчайшее событие несло в себе заряд информации столь же важной, сколь и непонятной. Проснувшись, Тим недолго думал об этих с удивительной настойчивостью повторяющихся снах (а что о них думать — не кошмар, и слава богу). Но, будучи внутри сна, он испытывал гнетущий дискомфорт от раздирающего понимания важности происходящего вокруг вкупе с непониманием смысла.
Вот и на этот раз — Тиму не всегда удавалось добраться во сне до этого места, но в прошлые разы никаких маленьких девочек будто бы не было. Тим напряг память — толстые мужчины в светлых гигантских балахонах вроде были… или не были? Нет, точно были. А вот этого эпизода — точно не было. Тим задумался и не сразу заметил изменения в процессии — теперь там шла война. Во всяком случае, другого определения этому действию в голову не приходило. Мимо, двигаясь в том же неизменном ритме, шли сражающиеся друг с другом на мечах воины в красных туниках. Воины шли парами, в две колонны, а между колоннами быстрым шагом двигался еще один ряд воинов. Время от времени один из сражающихся падал под ударом меча противника и оставался лежать на земле, тогда на его место тут же вставал воин из центрального ряда, и схватка продолжалась. Воины молча, звеня мечами, прошли мимо Тима и ушли вдаль, а на дороге осталось лежать множество тел. Тим приглядывался и так и эдак, но не смог понять — действительно они мертвы или просто притворяются.
Следующие участники этой странной демонстрации шли по самым краям дороги и несли в руках широкое, накрывшее всю дорогу полотно белого цвета, настолько яркого, что все остальные краски на фоне этого полотна как будто поблекли и посерели. Что-то происходило там, под белой тканью, — то ли лежащие сами поднимались и убегали, то ли кто-то их поднимал и уносил — Тим не видел, потому что все его внимание было поглощено другими участниками процессии. За белым полотнищем шли женщины — обнаженные женщины. Тим сглотнул, не в силах оторвать взгляда. Впрочем, посмотреть было на что — как на подбор стройные, молодые и крепкие тела вряд ли бы оставили равнодушным любого мужчину. Почему-то у Тима при взгляде на женщин возникло в голове именно это слово — «тела». Может, потому, что, несмотря на манящие движения и вызывающие позы, лица женщин оставались холодны и бесстрастны? Но зрелище все равно было шикарным. Тим молча пошевелил губами, попробовав слово на вкус: «ши-кар-ным». И еще долго провожал взглядом точеные фигуры, сглатывая липкую слюну и фантазируя на соответствующие темы. Сон неожиданно оказался довольно интересным — в прошлые разы он до этого места не досматривал и теперь жалел об этом.
