Посыльный положил мою сумку на полку для багажа,
находившуюся справа от туалетного столика, включил кондиционер, поблагодарил за
чаевые и ушел.
Я выждал минуты три, йотом вышел в коридор и постучал в
дверь номера 316. Дверь слегка приоткрылась, и Мэриан выглянула в коридор.
— Так и знала! — заявила она.
— Я вспомнил еще кое-какие автобиографические данные, о
которых вам следовало бы знать, — сказал я. — Знаете, где я впервые
заинтересовался ловлей рыбы? В Панаме, и…
— Ясно. И вы испугались, что до завтра забудете об этом?
— И это была бы огромная потеря. Но мне совсем не
обязательно входить к вам в номер. Я могу сообщить об этом и стоя в коридоре.
Или даже через дверь.
Мэриан вздохнула. Я не знал точно, действительно ли она
рассердилась.
— Одну минутку! — До меня донесся какой-то шорох, а потом
открылась дверь, и я вошел. Дверь закрылась.
Ее номер был обставлен так же, как и мой, и выдержан в той
же красочной гамме. Мэриан уже успела смыть с себя всю косметику и надела
довольно обычную ночную сорочку, поверх которой теперь старалась накинуть халатик.
Тем не менее она меня очень взволновала — сам не знаю почему.
— Большей частью это пустяки, — сконфузился я. — Но они тем
не менее проливают свет. Например, когда я был ребенком, все другие недотепы
бросали свои монетки в рождественскую копилку, а я имел настоящий текущий счет
с двумя процентами годовых…
— Можете говорить со мной без обиняков… — перебила она.
Я поцеловал ее, и это взволновало меня еще больше, хотя ей
было совершенно безразлично, какие чувства я испытываю. В конце концов она
сдалась, бросив равнодушно: «Ну ладно!» — словно покупала картофелечистку у
бродячего торговца, лишь бы избавиться от него. Но к этому моменту мне было уже
безразлично, на каких условиях я тут.
* * *
Она была спокойной, ловкой, опытной и во всем шла мне
навстречу. После этого я лежал в горячей неподвижной тьме, стараясь найти
точный эпитет, которым можно было бы охарактеризовать ее поведение. Напоследок
я решил, что уместнее всего было бы употребить слово «любезная». Она вела себя
как любезная хозяйка, в совершенстве знающая законы гостеприимства.
Мэриан что-то сказала, но я не расслышал. Я все еще думал о
ней, пытаясь в точности вспомнить, как она выглядела…
— Ты даже не слушаешь…
— Что?
— Я к тебе обращаюсь. Возможно, это ускользнуло от твоего
внимания, но люди уже давно научились общаться…
— О, прости! О чем ты говорила?
— Ты упоминал о сцене. Может, это не правда?
— Правда. Только я играл на любительской сцене. В школе.
Профессионалом никогда не пытался стать. Не тот талант.
— А текст наизусть тебе легко давался?
— Вполне, — ответил я. — Обычно я знал свою роль уже к концу
репетиции. Я почему-то все запоминаю легко и быстро. Думаю, мне просто повезло
с памятью.
— Расскажи мне о своей семье.
— Я и есть семья, не считая отчима. Моя мать и отец
развелись, когда мне было около пяти. Отец был геологом, большую часть времени
проводил в Южной Америке, обычно в горах. Мать моя отказалась так жить. А на
следующее лето он погиб.
Фургон, в котором отец ехал, сорвался с дороги в пропасть.
Через пару лет мать снова вышла замуж.
За вдовца старше ее на несколько лет, компаньона маклерской
фирмы в Хьюстоне. Теперь он на пенсии, живет в большом поместье недалеко от
Хантсвилла и разводит породистый скот. А мать умерла, когда я служил на флоте
во время войны с Кореей. Она оставила мне немного денег, вот тогда-то я и купил
бар в Панаме.
— И что же случилось с баром?
— Там произошли две-три драки. После этого военнослужащим запретили
ходить в мой бар, и я его продал.
— С убытком?
— Нет, мне повезло. Молодчик, который купил его, явился из
Штатов и не знал, что значит такой запрет. Мне вообще кажется, что он хотел
превратить его в притон для педерастов.
— И что ты сделал с этими деньгами, когда вернулся в Штаты?
— Большую часть потерял в Лас-Вегасе.
— Расскажи про твою сделку с «жучком».
Я вытянул руку и зажег лампу на ночном столике. Она
вопросительно взглянула на меня.
— Зачем это?
— Не знаю, — признался я. — Просто устал разговаривать с
тобой в темноте. Хочу тебя видеть.
— Зачем?
— Это ты мне должна сказать — зачем. — Я приподнялся на
локте и провел пальцами по ее щеке. — Ты — красивая. Может быть, поэтому?
— Не говори глупостей.
— Никогда не был дальше от этого. А может, ты обладаешь
удивительной способностью волновать мужчин? Это ведь особое сочетание —
хрупкая, элегантная, невозмутимо-твердая и соблазнительная. И это все в одно и
то же время. Или ты ; считаешь, что такой комбинации нет? Раньше я полагал, что
нет.
Она с раздражением покачала головой, но в конце концов не
выдержала и улыбнулась:
— О, Боже ты мой! А я-то считала, что с тобой можно
говорить!
— Мы и так говорим.
— Разговоры какие-то идиотские. К чему теперь все это?
— Не будь такой циничной.
— Погаси свет.
Я погасил свет, обнял ее и поцеловал. Она охотно пошла мне
навстречу и снова была такой же ловкой и милой, как и раньше. Если это
единственный способ наладить спокойный и разумный разговор, то, ради Бога, я не
возражал.
— Так что же это за сделка с «жучками», поясни, пожалуйста,
— попросила она через некоторое время.
— Так, пустячок, — ответил я. — Ты же знаешь, как они
действуют: дюжинами раздают свои листки у входа на ипподром. Хронометрист Джо,
конюх Мэгайр, тренер Бой. Никакого воображения и размаха, конкуренция друг с
другом, и все это за гроши. Вот я и заключил сделку с одним из этих типов: он
отдавал мне половину дохода, а я за это устраивал ему выступление по радио. Мы
выдали себя за агентов телеграфной службы, и я купил для него время на
радиостанции Тихауана.
Это была настоящая массированная атака перед началом скачек
Санта-Анита: множество рекламных сообщений и четверть часа фольклорной чепухи с
нашими вставками через одну-две минуты.
