Снова в разговоре обозначилась пауза. Оба собеседника понимали, что одержана всего лишь тактическая победа. Что завтра, или послезавтра, или через месяц они вновь могут оказаться перед лицом очередной кризисной ситуации. Их задача — сделать все, чтобы этого не случилось.
— Евгений Сергеевич, — сказал Яковлев. — Я думаю, нам необходимо провести встречу по результатам этого дела. Проанализировать все возможные каналы поступления взрывчатки в город, определить наши наиболее уязвимые места и еще раз просмотреть механизм противодействия.
— Эта работа ведется постоянно, Владимир Анатольевич. Каждое террористическое проявление становится объектом пристального внимания.
— Я не сомневаюсь, Евгений Сергеевич. Но, тем не менее, считаю необходимым утроить внимание к этой теме. Распорядитесь подготовить материалы для меня. И документы на погибшего капитана.
— Все документы будут готовы уже сегодня. Они говорили всего три минуты. Операция была завершена не полностью, преступники оставались на свободе… Время для награждений еще не пришло. Еще не закончились ревизии в армейских частях и на складах, которые проводили офицеры из штаба округа совместно с военной контрразведкой. Еще не был похоронен капитан ФСБ Вячеслав Рясков.
В ноль тридцать пять Егорьев положил трубку на аппарат цвета слоновой кости с двуглавым орлом на диске. Он посмотрел на группу офицеров — своих заместителей и начальников служб, потом достал из шкафа бутылку коньяка и пузатенькие стопки. Разлил. Выпили молча, не чокаясь. Одна стопка-бочонок осталась стоять на столе. Капитану Ряскову при жизни вряд ли довелось бы когда-нибудь пить коньяк в компании полковников и генералов… Сейчас он был с ними. Равный среди равных.
Помолчали. Ты можешь не помнить о смерти, но она думает о тебе — всегда.
— Ну, мужики, — сказал генерал-лейтенант, — сейчас всем отдыхать. А в семь ноль-ноль прошу быть на службе.
* * *
Губернатор откинулся на спинку кресла, прикрыл веки. Несколько секунд он сидел совершенно неподвижно. Давила усталость. Все нормально, говорил он себе, все нормально. И усталость, и дефицит времени — хронические, нерешаемые вопросы, постоянные спутники любого руководителя высокого ранга.
Владимир Анатольевич открыл глаза, сильно сжал ладонями и помассировал лицо. Все нормально. Потом он снял трубку и набрал номер. Он знал, что жена не спит. Возможно — разбирает книги. На госдаче в Комарове, которую занимала семья губернатора, так и лежали стопки неразобранных книг. Опять проклятый дефицит времени… Ирина сняла трубку почти сразу.
— Это я, — сказал он, стараясь говорить как можно более энергично и бодро. Понимая, что жену он обмануть не сумеет: тридцать четыре года вместе, любой интонационный оттенок знаком. Что тут скроешь?
— Здравствуйте, губернатор, — сказала она.
— Здравствуй, губернаторша. У меня есть добрые новости.
— Хвались, коли добрые.
— Все в порядке, Ирина… Взрывов не будет.
— Слава Богу… я так боялась.
Над большим старым домом на берегу Финского залива завывал ветер. Дом назывался государственная дача… любой новый русский назвал бы ее лачугой. Там, среди нераспечатанных стопок книг, ждала его любимая женщина.
— Слава Богу… я так боялась. Когда ты будешь дома?
— Скоро… надо бы еще поработать немного.
— У меня тоже есть добрая новость, Володя, — сказала она.
— Ну, хвались, Ириша…
— Скоро ты станешь дедом, Владимир Анатольич.
Он прикрыл глаза… сквозь легкое потрескивание в трубке телефона услышал повизгивание. Понял, что рядом с Ириной стоит и смотрит на нее внимательными блестящими глазами большой черный ризеншнауцер… тоже не спит, ждет.
— Скажи мне это еще раз, Ира.
— Не прикидывайся, ты все услышал… дед. Он промолчал, понял, что улыбается. Ишь ты — дед!
— Ты устал, Володя. У тебя голос усталый. Тебе обязательно нужно отдохнуть. Хотя бы элементарно выспаться.
— Губернаторы не спят, Иришка, — преувеличенно строго сказал он. Перед глазами было улыбающееся, но и грустное одновременно лицо жены.
— Не знаю, как губернаторы, а вот их жены точно не спят, — ответила Ирина. — Приезжай поскорей, Володя. Я пирог испеку.
— Хорошо, я скоро буду… но ты не жди, ложись. Все уже нормально, Ириша. Все уже замечательно. Все кончилось.
…Прозвучали гудки отбоя. Госдача, которая стала теперь его домом, осталась где-то далеко-далеко. Там его ждет любимая женщина, скоро по кухне поплывет запах пирога… Губернатор Санкт-Петербурга сидел и сжимал в руке телефонную трубку. Он отлично понимал, что ничего не кончилось.
Гудки все звучали, за ними угадывался напряженный ритм пятимиллионного мегаполиса, в котором живут и ждут своего часа десятки или сотни больших или маленьких терминаторов. Десятки или сотни зомбированных кукол и кукловодов. Ничего еще не кончилось!
Яковлев положил трубку на аппарат. Стало тихо.
«Ничего еще не кончилось, — сказал он сам себе. — Ничего. Но мы потягаемся… мы еще посмотрим — кто кого!»
Наматывалась на поскрипывающий кабестан
[18]
ржавая цепь. На Черной Галере выбирали якоря. Похмельный петух дремал на рее. Невское течение развернуло низкий корпус. Весла вспенили воду у бортов. Лопнула гнилая веревка, и рухнул за борт висельник. На него не обратили внимания, и распухший труп скоро отстал, скрылся в темени. Галера проносилась под сводами питерских мостов, едва не задевая их низкими мачтами, мимо гранита набережных, мимо доков и подъемных кранов… Прочь! Прочь из этого города!
Галера уходила, оставляя на берегу своего одноногого капитана. Неудачник — это всего лишь балласт.
В Финском заливе поставили паруса. Пошли ходко, зарываясь форштевнем в холодную черную воду.
В пять ноль три локаторы пограничной службы засекли уходящий в Балтику объект. Скорость составляла около шести узлов. Сигнал был слабый. Скорее всего, парусная яхта, решили дежурные операторы. Поскольку на запрос неизвестное судно упорно не отвечало, на перехват вышел ракетный катер. Корабельный локатор тоже обнаружил нарушителя. Отметка на экране была слабенькой и размытой.
Уже через девять минут катер вышел в точку перехвата. Луч прожектора шарил по воде, по белым гребешкам волн. Меняя курс, пограничники прошли по квадрату несколько раз. Ни с чем вернулись на базу. Один из матросов заявил, что слышал в море петушиный крик. Ему, разумеется, не поверили.
В семь двадцать три рулевой-моторист с буксира «Мощный» заметил у Английской набережной утопленника. Труп выловили. На место приехали эксперты и следак прокуратуры. Насильственный характер смерти был очевиден, на шее утопленника сохранился обрывок веревки. Дело так и осталось нераскрытым.
