Она собралась за минуту, и они вышли из квартиры втроем. Финт впереди, а второй, которого Наташа про себя окрестила отморозком, шел сзади. Страховал. Когда подошли к Генкиной «семерке», мимо проехал милицейский автомобиль. Генка взял ее под локоть, крепко сжал руку и, улыбаясь, сказал на ухо:
— Не дури, Наташа. Мы же договорились?
Наверно, со стороны они выглядели как семейная пара. Она улыбнулась в ответ. А ты боишься, подумала Наташа, ты сильно боишься. Вероятно, можно было закричать, вырваться, ударить… Они бы ничего не посмели. Но она этого не сделала — она отвечала за любимого человека и маленького человечка, который жил в ней.
Ах, Наталья Забродина, какую ошибку ты совершила.
Пока ехали по городу, у нее было несколько таких возможностей. И потом еще на выезде, у поста ГИБДД. Она ими не воспользовалась!
И Генка, и отморозок заметно оживились. Машина выскочила на Выборгское шоссе и бодро двинулась на север. Генка даже попытался завести светскую беседу, но Наталья не отвечала. Отморозок тоже помалкивал. Он вытащил из сумки пиво и потихоньку посасывал его. В салоне висела тяжелая, как камень на шее утопленника, тишина. Минут через сорок Генка остановился на обочине и предложил Наталье и отморозку поменяться местами.
— Извини, — сказал он. — Но придется тебе лечь поспать и укрыться с головой одеялом. Так будет лучше для тебя же.
Она поняла, молча отстегнула ремень и перебралась на заднее сиденье. Отморозок со своим пивом пересел вперед. Из той же сумки Генка достал клетчатый плед и накрыл Наталью. Поехали. Минут через двадцать-тридцать машина снизила скорость и съехала на грунтовку. «Семерка» плавно покачивалась, и Наташу в тепле и темноте действительно клонить в сон. Она боролась, пыталась считать и запоминать повороты… Очень скоро стало ясно, что это бессмысленное занятие. Возможно даже, что Финт крутился на одном месте. Наконец приехали. Машина остановилась, раздался звук отпираемых ворот. Наталью привезли в тюрьму.
С того момента, когда ее (по-прежнему с одеялом на голове) провели в дом, а затем в подвал, прошли сутки. Жаловаться на условия было бы несправедливо. Подвал оказался сухим и теплым, с раскладушкой, мощным масляным радиатором и лампами в проволочных намордниках под потолком. Финт держался предупредительно, тактично. Он пытался оправдаться перед самим собой.
Во время разговора с бандитами и в дороге Наталья контролировала себя. Когда она осталась в подвале одна, сил уже больше не было. Она закрыла лицо руками и заплакала. Маленькая, испуганная беременная женщина сидела на раскладушке и плакала навзрыд. Слезы сбегали по ладоням и капали на пыльный деревянный пол. Последний раз его мыли почти два месяца назад. Один небезызвестный питерский бизнесмен замывал здесь следы собственной крови. Работал он неумело, и бурые брызги кое-где еще остались.
Если бы Наталья смогла проникнуть взглядом сквозь некрашеные сорокамиллиметровые доски на полметра под землю, она разглядела бы останки трех человек. Двух мужчин и одной женщины.
К счастью, этого она не могла.
* * *
Обыск в доме Семена Фридмана не дал никаких результатов. Обнаружили пишущую машинку «Москва», конверты с изображением памятника Пушкину, текст Ультиматума и уже известный обрез. Это, бесспорно, привязывало Дуче к Терминатору. Доказывало связь с беглым прапорщиком и несомненную причастность Колесника к убийству в доме лесника. Все эти улики после проведения необходимых экспертиз лягут в фундамент доказательной базы. Но следствию сейчас требовалось совсем другое. Сотрудники ФСБ искали зацепки: связи, адреса, любой намек, который мог бы привести к Семену Ефимовичу. Их не было. Вернее, бумаг, адресов, телефонов отдельных лиц и организаций хватало. Но дадут ли они какой-нибудь след? Возможно, но маловероятно. Серьезные документы Терминатор, видимо, хранил в домашнем сейфе. А вот сейф-то был пуст.
Сам факт смерти сотрудника ФСБ — событие чрезвычайное. О нем немедленно ушло сообщение в Москву, директору. Как будто это что-то могло изменить…
Способ убийства капитана Ряскова потрясал. Он действовал угнетающе даже на очень выдержанных, опытных, много повидавших следователей ФСБ.
Слава Рясков умер на руках у своих товарищей почти сразу. Два заряда картечи с минимального расстояния не оставляли никаких шансов. Позже будут известны результаты вскрытия. Характер и тяжесть полученных ранений судебно-медицинские эксперты назовут несовместимыми с жизнью. По крайней мере четыре из одиннадцати картечин, буквально разорвавших левый бок чекиста, были смертельными.
Особая, изощренная, циничность характеризовала Фридмана гораздо ярче, чем заключение психологической экспертизы. Офицеры ФСБ, побывавшие на месте трагедии, решили про себя, что мораторий на смертную казнь в случае с Терминатором можно слегка подкорректировать. И решение Верховного Суда для этого им не понадобится.
Но для этого требовалось найти Семена Ефимовича. Обыск в его квартире продолжался, но так и не дал необходимого результата. Не считать же результатом обнаруженную под вешалкой в прихожей золотую деформированную зубную коронку.
Обыск в офисе принес множество свидетельств о криминальных сторонах деятельности Терминатора. Все это следовало скрупулезно изучать, отрабатывать. И все это требовало времени и людей. Офицеры ФСБ почти физически ощущали движение стрелок будильника, заведенного рукой Терминатора.
* * *
Семен Ефимович сел на кровати. Первым делом он вытащил из-под подушки «Зиг-Зауэр». То, что сегодняшнюю ночь Дуче провел в загородном доме, оформленном на чужое имя, под прикрытием своих боевиков, ничего не меняло… Перед сном он приготовил пистолет и подпер дверь спинкой стула. Спал все равно плохо.
Семен уперся взглядом в протез. Ненавистный протез! Хорошее настроение, вспыхнувшее при воспоминании о давнем, первом убийстве в ноябре восьмидесятого года, мгновенно разрушилось. Тогда, впрочем, тоже так было… Он открыл дверь движущегося вагона. Сразу ворвался стук колес и ледяной ветер со снегом. Сенька выбросил труп сучки из тамбура. Больше она никогда не назовет его убогим. Сперма стекала по ноге к березовой деревяхе, пропитывала штанину казенных бязевых кальсон. Холодный воздух остужал вспотевшее лицо. Следом он выпихнул левой ногой (он так и думал — ногой!) ее пальто. Затем сумку. На полу, в луже крови, блестели зеленые осколки винной бутылки. В тот момент он не думал, что могут войти, увидеть, догадаться. Ему было хорошо. Нет, не так…
Он сам не смог бы описать свое состояние, но было оно необыкновенным!
Потом пришло омерзение и страх. А протез остался. Чуда не произошло, и новая нога не выросла.
Сначала он ждал ареста. Он был уверен, что его вычислят и в один из дней или ночей в его дверь постучат. Время шло, за ним не приходили, и страх потихоньку таял, как тот ноздреватый весенний снег, в котором найдут в марте восемьдесят первого убитую Фридманом девушку.
Дуче пристегнул протез. Он был изготовлен в Швейцарии по индивидуальному заказу, с применением космических материалов и технологий. Легкий, почти невесомый, по-своему изящный. Протез практически не натирал культю и помогал скрыть хромоту. Он почти заменял ногу… но не мог ею быть. Дуче ненавидел этот маленький ортопедический шедевр. Точно так же, как он ненавидел всех двуногих.
