— Да, — сказал Обнорский.
— Но справочку об освобождении мы вам оформим только завтра. Сегодня уж поздно, весь аппарат разбежался.
— Да, — сказал Обнорский.
Кум рассмеялся и произнес весело:
— Вы, я вижу, еще не пришли в себя. Хотите выпить?
— Очень хочу, — ответил Андрей и тоже улыбнулся. Он улыбнулся впервые с того момента, как перешагнул порог кабинета.
— Вот и чудненько. — Кум встал и прошел к сейфу. Вытащил из него бутылку армянского коньяку, лимон и шоколад.
— Да, кстати, есть и виски, но я по старинке коньячок предпочитаю. Хотите виски?
— Мне все равно, — пожал плечами Андрей. НЕМЕДЛЕННО было напечатано на бланке президиума горсуда. Кум ловко нарезал лимон ножом в форме самурайского меча.
— Красивый меч, — сказал Обнорский.
— Нравится? — спросил кум. — Дарю. Пусть будет на память.
— Спасибо, — ошеломленно произнес Андрей. Валерий Василич обтер клинок меча салфеткой, вложил в ножны и протянул Обнорскому.
— Ну, Андрей Викторович, — сказал, поднимая стопку, кум, — поздравляю. По старой зоновской присказке: конец срока неизбежен.
Лагерный кум и вчерашний зэк выпили, синхронно взяли по дольке лимона. На полированной столешнице лежали постановление президиума горсуда и самурайский меч.
— Вы ведь журналист, Андрей Викторович? — сказал кум.
— Журналист, — ответил Андрей. — А что?
— Надеюсь, писать о нашей Красной Утке худого не будете?
— Неправды писать не буду. Это я вам обещаю, Валерий Василич.
— Вот и чудненько. А то, знаете ли, уже были инциденты!
— А что такое? — спросил Андрей. — Расскажите.
— Если хотите — расскажу, — отозвался кум. — История любопытная.
— Конечно, хочу, Валерий Василич.
— Да, вот теперь я вижу, что вы журналист, — засмеялся кум. — Нормальный человек, получивший в руки такую бумагу (он кивнул на постановление об освобождении), бегом побежал бы из моего кабинета… а вы хотите историю услышать.
— Чего уж бегом-то бежать? Успею теперь… вы рассказывайте, Валерий Василич.
— М-да, — сказал подполковник. — История давняя, но памятная… А дело было так. К нам прислали перековываться Юру Чурбанова. Слышали, наверно?
— Да, кое-что слышал от ребят. Но вы-то, вероятно, можете рассказать и больше, и подробней.
— Ну, это еще вопрос… многие знают гораздо больше меня — лично общались, жили бок о бок, чай вместе пили.
Обнорский улыбнулся — кум явно скромничал: именно к нему стекается вся информация конфиденциального характера. Ее, как мед пчелы, собирают и несут в улей кума оперативники и многочисленная агентура. Именно начальник оперчасти — самый информированный о жизни и настроениях спецконтингента человек… Обнорский улыбнулся, и Валерий Васильевич понял, о чем подумал журналист. Он улыбнулся в ответ и сказал:
— Ну, конечно, и я иногда кой-чего краем уха слышу. Так вот, прислали к нам Юру Чурбанова. Фигура! Нас, конечно, титулами и чинами не удивишь — генералы сиживали, зампред Совета Министров Молдавии, прокуроры областей и краев… Да что там — члены ЦК компартии Узбекистана! Однако и на этом фоне Юрий Михайлович Чурбанов выглядел весьма солидно: первый заместитель министра внутренних дел, депутат Верховного Совета РСФСР, кандидат в члены ЦК КПСС… Генерал-полковник, зять Генсека… Согласись — немало? (Обнорский кивнул.) В андроповские времена зятька, конечно, подвинули вниз и стал он всего лишь замом командующего внутренними войсками… Вообще надо заметить, что при Юрии Владимировиче Андропове у нас работенки добавилось. В ту пору МВД возглавил бывший председатель КГБ Федорчук. И у него была своя теория: все менты — взяточники… К нам в зону ментов забивали целыми райотделами. Ужас, что творилось.
Юра Чурбанов попал к нам в девяностом году со сроком двенадцать лет. Коррупционер! Взяточник! Ух, страшно — тюбетейку ему узбеки подарили, халат золотого шитья да кофейный сервиз за сто рублей… В общем, попал под раздачу генерал-полковник. Тогда модно было на горбачевской волне разоблачать коррупционеров-бюрократов из эпохи застоя.
Я лично с Чурбановым беседовал. Иван Данилыч — обязательно, он, как ты знаешь, с каждым вновь прибывшим встречается. (Андрей снова кивнул, он тоже прошел процедуру собеседования с хозяином.) Но и наши ветераны захотели с Юрием Михалычем познакомиться… Пригласили генерал-полковника посидеть, чайку попить. Там, кстати, забавный один момент был. Сидел у нас один лейтенант, который Чурбанова запомнил со времени курсантской молодости. В училище, где из нашего курсанта выковывали будущего офицера, наведался с инспекцией товарищ Чурбанов… Шум, гам, переполох! Большой аврал с доведением училища до чистоты операционной. Вот тогда-то нашему курсанту и достался подзатыльник от прапорщика за неровно повешенное полотенце вафельное. На всю жизнь запомнил! И вдруг жизненные пути Чурбанова и нашего лейтенанта-бээсника вновь пересекаются… но уже на зоне, где лейтенант лет восемь отбухал, в огромном авторитете, а Чурбанов только прибыл. «Хочу», — говорит лейтенант, — «с генерал-полковником пообщаться… потолковать за курсантскую молодость и тот подзатыльник…» Такая ситуация. Ну, ветераны Юрий Михалыча пригласили. Все чин-чинарем. Уважаемые на зоне люди, чай, печенье, беседа. Но… повел себя осужденный Чурбанов не особо корректно. Увидел он чай и брякнул, не подумавши:
— Чаек у вас жидковат… Я такой не уважаю. — А ты вообще-то кто такой? — спросили у него… Я, мол, генерал-полковник. Э, нет… ты БС. Мусор, пыль лагерная, понял? И — все! — на авторитете лагерном можно ставить крест! Потому что повел себя глупо, заносчиво, по-барски.
— И какие последствия имел этот инцидент для Чурбанова? — поинтересовался Обнорский.
— Какие же последствия? — пожал плечами подполковник. — Показал себя дураком, сразу обозначил свое место в лагерной иерархии… Никто его прессовать, конечно, не стал. Кому это нужно? Но и руку ему никто не подавал. Сам понимаешь.
— А кем он у вас работал, Валерий Василич?
— О, — сказал кум, закуривая, — генерал-полковник много должностей сменил. На тяжелую работу его не поставишь, человек-то уже в летах, за полтинник перевалило. Он был и кладовщиком, но не ужился в коллективе. Был и помощником мастера, и даже паял креманки.
— Креманки?
— Да, вазочки для мороженого. Две стальные полусферы, спаянные выпуклыми частями… пятьсот штук норма. Вот это у него хорошо получалось. Видно, как раз пайка креманок и оказалась уровнем первого заместителя министра, генерал-полковника. Но сам-то эпизод, о котором я хотел рассказать, произошел позже, когда Чурбанов отсидел у нас уже месяцев шесть или восемь… точнее не скажу — времени уже много прошло, подзапамятовал. Можем поднять документы, но, думаю, не принципиально… Итак, к нашему кремлевскому зятю частенько шастали корреспонденты. У нас же гласность и демократизация! «Огонек» и «Литературка»… сенсации и разоблачения… Вот приехали однажды к Чурбанову итальянские журналисты. Ну, приехали и приехали, мы уже и внимания не обращаем, привыкли. А спустя какое-то время эти макаронники опубликовали большую статью о нашей тринадцатой, о чем, разумеется, мы знать не можем — далековато Италия от Урала… У нас так говорят: наш Тагил как город Сочи, солнце греет, но не очень. Далековато и от Сочи, и от Рима. Но тут итальянскую статью перепечатала одна из наших всесоюзных газет, которую называть сейчас не хочу — меня от нее до сих пор тошнит, такую они нам свинью подложили.
