Конечно, ребята из «ОРБ-сервиса» не были ангелами белокрылыми, но все равно — раскрываться перед ними не стоило, поэтому они и считали, что работают на одного иностранного фирмача, комплексно проверяющего потенциального партнера по бизнесу. Такие заказы поступали часто и платили за них хорошо. А сам Туз — он ведь при всех своих «талантах» был все-таки уголовником, никогда не проходившим школы спецслужбы. Это покойный старик Кораблев скорее всего не стал бы «работать» человека во время его встречи неизвестно с кем — да и то, отказался бы он в то время, когда был государственным человеком, когда работал в Системе, где существовало четкое разделение труда: одни отвечали за «информационную поддержку» операции, другие за ее непосредственное проведение. И при недостаточной подготовленности операции мало бы кто рискнул взять на себя ответственность за ее проведение — раньше ведь в слово «ответственность» вкладывался совсем не такой смысл, какой оно приобрело в девяностые годы… Раньше «ответственность» предусматривала то, что руководитель головой отвечал за провал, то есть четко соблюдался принцип кнута и пряника: все прошло хорошо — молодец, получай орден и разные другие ощутимые приятности, все сорвалось — извини, товарищ, придется судьбу тебе немножко поломать… А в девяностых годах в самых разных сферах жизни люди стали выполнять свою работу все небрежнее и небрежнее — кнут пообтрепался, пряник раскрошился, а самое главное — идеи не было… Идея — это ведь третья и, может быть, самая главная составляющая залога успешной работы. Если есть и идея, и пряник, и кнут — вот тогда почти наверняка поставленные задачи будут выполнены блестяще…
Сотрудники «ОРБ-сервиса» работали просто за деньги, которые на пряник еще тянули (хотя и не такими уж большими они были, эти деньги), а на идею — нет. Деньги не могут быть идеей, целью, так сказать. Деньги — это всего-навсего средство… Ну а Туз — он фактически был рабом Антибиотика, а искать идею в рабском труде — занятие бесперспективное… Тем не менее Симоненко старался — он боялся Хозяина и знал, что его ожидает в случае невыполнения «работы». Другое дело, что «работу» свою Туз не любил, а потому и не вкладывал в нее душу, не «горел»… Как известно, без вкладывания души даже борщ-то толковый сварить трудно… Симоненко хотелось поскорее закончить «работу» с Бурцевым и улететь из чужого, подавлявшего своей надменностью, Питера. Поэтому и решил Туз все завершить в Летнем саду.
А Дмитрий Максимович Бурцев должен был встречаться в 14.00 25 мая не с кем-нибудь, а с капитаном милиции, сотрудником «убойного» отдела главка
[36]
Александром Пименовьм. Если бы об этом знал Туз — он, возможно, и выбрал другое место и время для проведения «ликвидации», потому что розыскники-«убойщики», как правило, всегда ходили при оружии, которым неплохо умели пользоваться…
Двадцать пятого мая 1994 года, в 13.50 автомобиль «вольво-940» доставил Бурцева к Летнему саду — машина затормозила всего метрах в двадцати от белой «девятки», в которой сидел наблюдавший за входом в сад Туз.
Дмитрий Максимович взглянул на часы и отпустил шофера, велев ему вернуться минут через сорок, а сам поспешил в глубь Летнего сада к открытому кафе, где и была назначена встреча с Пименовым.
Бурцев ощущал подавленность и какую-то тревогу, впрочем, он не удивлялся своему настроению — с чего ему было быть хорошим, если никаких перспектив в поисках пропавшей партии «Абсолюта» пока не намечалось, хотя Дмитрий Максимович и задействовал все свои оперативные возможности. Кстати говоря, к этим «оперативным возможностям» относился и сотрудник уголовного розыска капитан Пименов — в свое время он был… нет, не оформленным агентом, а скорее доверенным лицом Бурцева. Тогда, когда Пименов еще только-только начинал свою карьеру, сотрудники милиции еще величали «комитетчиков» — «старшими братьями»… Выйдя в отставку, Бурцев не стал оставлять «конторе» в наследство всех своих людей, справедливо посчитав, что самые ценные «кадры» когда-нибудь и ему самому пригодятся, да и жаль их было передавать на связь неизвестно кому… Когда Дмитрий Максимович увольнялся, «контора» уже была не той, что раньше.
«В какое странное время мы живем, — думал Бурцев, шагая к месту встречи с Пименовым. — Никогда еще наше государство не было таким аморфным и бессильным. Все эти нынешние „силовые структуры“ на самом деле откровенно слабы — и, что самое страшное, складывается впечатление, что новым властителям эта слабость выгодна, есть возможность хорошую рыбку половить в мутной водичке… А новоиспеченные начальнички этих силовых структур — эти „юннаты“, как их профессионалы называют — они тоже какие-то совсем странные… Иногда кажется, что они прямо заинтересованы в скорейшем ссучивании своих подчиненных — пусть спиваются, пусть сдруживаются с теми, кого они сажать должны… А все это пиздобольство про беспощадную войну с преступностью? Слушать противно — пудрят мозги обывателям, которые верят в эту брехню только потому, что без надежды жить совсем уж как-то страшно…»
Дмитрий Максимович вдруг скривился, как от сильной боли — он поймал себя на мысли о том, что и сам тоже ловил рыбку в мутной воде — может, и не такую крупную, как на самом «верху», но все же… Бурцев гонял от себя такие мысли — тягостно было ему, бывшему чекисту, причислять себя к когорте жуликов. Бизнесмен — оно, конечно, звучит поприличнее… Только от самого себя убежать-то все равно никому еще не удавалось…
«Ладно, — постарался договориться сам с собой Дмитрий Максимович. — Сейчас главное — из этого говна с „Абсолютом“ вылезти… А там… Лишь бы фирма сохранилась — в конце концов, не может же этот беспредел в государстве вечно продолжаться…»
Еще на подходе к летнему кафе Бурцев заметил за одним из столиков сухощавую фигуру Пименова, и настроение у бывшего «комитетчика» стало понемногу выравниваться. Сашку Дмитрий Максимович знал много лет — знал и уважал, а в каком-то смысле даже и любил. Пименов, конечно, не был ангелом — но он был настоящим опером, для которого работа важнее хороших отношений с начальством или с «братвой». Пименов не работал на Бурцева в прямом смысле, он, скорее, помогал, когда мог, когда это не противоречило его принципам. Ну, а Дмитрий Максимович в ответ старался немножко «подкармливать» опера, чтобы тот не протянул ноги на государственной зарплате…
Поздоровавшись с Сашкой, Бурцев не стал сразу заводить серьезный разговор о своих проблемах. У них с Пименовьм был выработан особый ритуал на встречах — сначала они всегда просто пили кофе и трепались за жизнь, и лишь потом переходили к вещам более серьезным. Но на этот раз они даже кофе допить не успели — Пименов как раз прикуривал, скосив глаза на кончик сигареты, когда Бурцев, оборвав фразу на полуслове, вдруг ткнулся лицом в стол, пятная белый пластик кровью… Выстрела Пименов не слышал, но все равно сразу понял, что Дмитрий Максимович получил пулю в голову… Не зря, видно, называл Сашку одним из своих любимых учеников Сергей Николаевич Клеверов — легендарный мастер с «Динамо»: капитан среагировал мгновенно: упал боком на землю со стула, выхватил пистолет из наплечки, перекатился, нашел глазами цель — бегущего к выходу из Летнего сада сутуловатого человека со «стволом» в руке… Остальные посетители кафе даже не успели еще осознать, что, собственно, происходит, когда капитан Пименов произвел три прицельных выстрела подряд по убегавшему киллеру.
