— Ты, наверное, голодный? Сейчас я что-нибудь приготовлю…
— Давай-давай, — сварливо откликнулся Обнорский, хитро улыбаясь. — А то, понимаешь, шляется неизвестно где… Бизнес-леди… А дома — мужик некормленный-нетраханный… Феминистка…
Войдя на кухню, Катя ахнула и даже прижала руки к груди:
— Боже ты мой! Это… Это все ты сделал?
— Нет! — оскорбление хмыкнул Серегин. — Девчонки из королевской столовой забегали — помогли…
— Боже ты мой! — Катя сияющими глазами посмотрела на довольного произведенным эффектом Андрея и, опустившись на стул, покачала головой: — Хочешь — верь, хочешь — нет, но мне в первый раз такое… Мне никто никогда…
— Ну, что же, — светским тоном ответил Обнорский. — Приятно хоть в чем-то быть первым…
Он по-жлобски цыкнул зубом и еле успел увернуться от тапка, которым в него немедленно запустила Катерина. Тапок ударился о дверной косяк, а Серегин немедленно заголосил, воздевая руки кверху:
— Вот она!! Вот она — женская благодарность! Все видали?! Нет, все или не все? Люди — посмотрите на эту женщину! Ейный мужик тут с дороги надрывался, чтобы ее же ублажать-умилостивить, а она в него с порога, понимаете ли — тапкой… Два мира — две демократии… Бизнес-леди!!
Последние слова Серегин произнес, как ругательство, с непередаваемым презрением. Катя засмеялась:
— Ну, я же не попала…
— А если бы попала? А вдруг — попала бы в голову?! Это ж надо: в живого человека — тапкой! Нет, чтобы…
— Чтобы «что»? — спросила Катя, лукаво улыбаясь. — Имеете просьбы, пожелания? Просите смело, сударь, заслужили…
— Ага, — Андрей сразу сменил кликушеский тон на деловой. — А что просить можно?
— Все, что угодно! — величественно повела рукой Катерина.
— Угу, — сказал Обнорский, почесал нос и тут же выдал: — Ну, раз такой нам шансец выпал — тогда… Тогда… Тогда — я хочу стриптиз!
— Что? — растерялась Катя. — В каком смысле?
— В прямом! — отрезал Андрей. — В смысле эротического раздевания под музыку на глазах у благодарного зрителя, то есть — меня…
У Катерины заалели щеки, и она заерзала на стуле:
— Что, вот так вот — сразу?
— Ну, можно и не сразу, — великодушно разрешил Обнорский. — Но, желательно, сегодня… Кстати — вас, ведь, барышня, никто за язык не тянул — сами предложили просить все, что угодно…
— Но стриптиз-то я в виду не имела, — попыталась оправдаться Катерина.
— Поня-ятно, — протянул Андрей с таким видом, будто он и не ожидал ничего другого. — Понятно, понятно… Это очень по-русски — сначала обещать все, что угодно, а потом — в кусты… Это в нашей традиции… Знаешь, есть такой исторический анекдот про твою тезку, Екатерину Великую. Анекдот ужасно грубый — но он очень в тему, поэтому я его все-таки изложу. Один из фаворитов Екатерины, выходя как-то утром из спальни императрицы, будто бы сказал с горечью: «Когда Их Величество ебут — Оне города дают… А утром деревни не допросишься…»
Второй, запущенный в него тапок, Андрей перехватил рукой. Катя смерила его ледяным взглядом, пряча смешинки на самом дне своих зеленых глаз, и бросила:
— Смею заметить, сударь, что вы — не в казарме находитесь! Что-то вы, офицерик, распоясались совсем — то вам стриптиз подавай, теперь вот выражаться срамно начали…
— Нет, я все-таки не понимаю, — возмутился Обнорский. — А что я такого неприличного попросил? Я свою же женщину, которая мне безумно нравится, попросил раздеться — что ж в этом такого развратного-то, а? Я ж не к тете Мане с этим предложением обратился?!
— Ладно! — махнула рукой Катя. — Задушил насмерть… Вот ведь — как репей просто… Будет тебе стриптиз, будет… Прости Господи, меня грешную…
— Ура, — удовлетворенно сказал Обнорский и сел, сложив руки на столе, как пай-мальчик из первого класса…
Лишь когда они начали ужинать, Серегин спросил о том, о чем хотел спросить с того самого момента, когда Катя вошла в квартиру, он просто скрывал свое нетерпение за шуточками-прибауточками:
— Катя… Ты с Олафсоном поговорила? Что у него там за предложения?
Катя вздохнула и улыбнулась чуть грустной улыбкой человека, которому очень не хочется «переключаться» на неприятные темы, но который все понимает — надо «переключаться», надо:
— Предложения… Предложение сделали ему — в Питере… Любопытное предложение… В общем, дело обстоит так: Костю разыскал некто Назаров Аркадий Сергеевич — оперативник ФСК из Водного отдела — Олафсон давно был с ним знаком, еще по каким-то прошлым делам… Этот Назаров, по словам Кости, сам по себе мужик достаточно порядочный, «неберучка»… Но он предложил свести Костю с руководством некой фирмы «ТКК» — мы с тобой о ней говорили, помнишь? — таможенные перевозки, склады временного хранения, декларирование и все такое… Так вот — Назаров сказал Олафсону, что если тот начнет гнать товар через «ТКК», то это будет намного выгоднее для Кости…
Обнорский хмыкнул:
— «Неберучка», говоришь? Оно и видно… Кристальной души человек… А какой ему смысл в интересах Кости и «ТКК» телодвижения совершать? Альтруизм? Гуманитарная помощь? Чисто человеческая доброта? «Комитетовские» майоры — они такие, сплошь добряки-филантропы…
— Этот Назаров — он через год увольняться думает, — пояснила Катя. — Видимо, зарабатывает себе место в «ТКК». В этой фирме — там ведь одни чекисты и таможенники…
— Да я понял, понял, — зло усмехнулся Серегин. — Всегда приятно столкнуться с проявлением подлинного бескорыстия… «Неберучка»… Этот Назаров — он не оригинален, в России давно так: «нечестные» чиновники берут по-простому, деньгами, а «честные» — это которые с совестью, с духовностью и тонкой внутренней организацией — норовят «борзыми щенками» получить в их разных вариациях, а деньгами они брать стесняются…
Катя склонила голову к правому плечу:
— Сказано в Писании: «Не судите, да не судимы будете»… Я «комитетчиков» не люблю — сам понимаешь, но объективности ради стоит признать: служивым людям сейчас тяжело, на жалование просто не прожить, семью не прокормить… А уж на пенсию — не прожить тем более… Вот они и ищут «приработков»…
— Приработки бывают разные, — не согласился Обнорский. — Одни, когда денег не хватает, идут вагоны разгружать, а другие — «борзыми щенками» балуются.
Катя посмотрела на Андрея с иронией и скрестила руки на груда:
— И как ты думаешь, после ночных разгрузок вагонов — много ли человек днем на своем основном месте наработает? Я уж не говорю про то, что не у всех здоровья хватит — в грузчики идти…
Серегин разозлился окончательно:
— Знаешь, что? Ты… Если офицеру контрразведки совсем невмоготу на зарплату жить, пусть тогда погоны снимает и становится «вольным стрелком» — это честнее как-то, чем одновременно и Богу, и Мамоне служить… А с такой логикой, как у тебя — вот именно с ней все органы и разложились на корню. Начали с пониманием относиться к житейским трудностям друг друга…
