Катя инстинктивно стремилась к миру и покою, а Серегин думал о войне… Да, Катерина хотела отомстить Антибиотику, но при этом она понимала, что месть будет связана с высокой степенью риска — и прежде всего, для Андрея… Катя устала терять своих мужчин.
Поэтому, когда Обнорский заговорил серьезно об Антибиотике, она и почувствовала себя дискомфортно… Андрей ощутил, что что-то идет не так, но причин, конечно, не «проинтуичил» — мужикам все-таки очень трудно просчитывать женскую логику и понимать причины некоторых женских поступков. Или, в каких-то случаях — не поступков, а, наоборот, бездействия…
Прогуливаясь по Стокгольму, Серегин начал задавать вопросы об «империи Антибиотика», но Катя давала ответы, которые Андрея совершенно не удовлетворяли — они были недостаточно подробными, недостаточно развернутыми… То есть Катерина вроде бы и отвечать не отказывалась, но — не «болела душой» за дело… Обнорскому в его журналистской практике много раз приходилось сталкиваться с подобными ситуациями — особенно при направлении официальных запросов в официальные инстанции, откуда формально отвечали, но по сути эти ответы были обыкновенными «отписками».
Промучившись часа полтора, Серегин даже разозлился — он решил, что Катя ему не доверяет, и задал ей прямой вопрос на эту тему. Катерина решительно возразила и начала уверять Обнорского, что доверяет ему полностью. Андрей пожал плечами:
— Катюша, ты пойми… Для того, чтобы придумать что-нибудь, для того, чтобы нечто эдакое сочинить — мне нужен максимум информации о Палыче и его делах… Мне нужны мелочи, подробности, нюансы… Если бы я мог, просто в голову твою залез… Но это, к сожалению, невозможно, по крайней мере, я не умею этого делать…
— Ничего, — с непонятной язвительностью отозвалась Катерина. — Зато у тебя очень хорошо получается в душу залезать!
Андрей хмыкнул, посмотрел на Катю внимательно, подумал, и ему показалось, что он понял причины ее раздражения. Обнорский взял Катерину за руку, прижал ее запястье к своим губам, потом спросил, вкладывая в вопрос всю проникновенность, на которую был способен:
— Катюшка… Я понимаю… Тебе, наверное, все это очень неприятно вспоминать?
Катерина отвернулась, чтобы он не смог прочитать в ее глазах все, что она думала о его «понятливости»… Нет, мужики — они все-таки толстокожие, как носороги, и такие же самоуверенные…
Обнорский же, полагая, что попал в точку, продолжал мягко и вкрадчиво увещевать Катерину:
— Я понимаю, я все понимаю… Но пойми и ты… Мне без подробностей — ну, никак не обойтись. Иногда самая незначительная мелочь может стать ключом к комбинации… И если бы я знал заранее, какая именно мелочь мне нужна — я бы тебя, конечно, не мучил… Но я не знаю… И поэтому должен снимать с тебя всю подряд информацию… Мне надо посмотреть на Палыча и его окружение твоими глазами… Чем больше я накоплю сведений, тем быстрее количество перейдет в иное качество… Мы ведь с тобой чего хотим — устроить Антибиотику большую «бяку», так? Он о наших планах, я надеюсь, не знает ничего — стало быть, мы уже имеем огромное преимущество… Он ведь себя жутко крутым считает, а крутыми-то, как известно, только горы бывают… Фактически, наша с тобой задача похожа на проведение диверсионной акции в глубоком тылу противника… Только осуществить эту диверсию мы должны не физическими методами, а интеллектуальными… Физическими методами ты действовать уже пыталась, прости за напоминание… Кроме того — мы должны сочинить нечто такое, что позволило бы нам остаться необнаруженными… Потому что противник существенно превосходит нас в живой силе и технике, выражаясь армейским языком… Мы можем противопоставить этому превосходству наши преимущества — и прежде всего, глубокое знание противника. Знание это заложено в твоей голове — и я должен получить к нему доступ…
Время подходило к обеденному, и Андрей с Катей даже не заметили, как ноги сами вынесли их к ресторанчику «Капри» — к тому самому, в котором они сидели в первый вечер после приезда Обнорского в Стокгольм. Они посмотрели друг на друга и улыбнулись — теперь итальянский ресторанчик стал как бы «их» местом, с которым была связана страничка в еще очень короткой истории их отношений.
— Я бы чего-нибудь съел, — задумчиво сказал Серегин. — Мой мозг нуждается в подпитке. И не только мозг…
Катя возражать не стала — они вошли в ресторан, заказали кучу разных вкусных блюд и по бокалу красного вина. Холодную закуску (это было восхитительное «карпаччо» — мясо сырого приготовления) Андрей сожрал секунд за сорок, запил деликатес добрым глотком вина и откинулся на спинку стула, наблюдая за Катериной, евшей медленно и аккуратно, как это и предписывается правилами хорошего тона.
Воспользовавшись паузой между подачей блюд, Обнорский продолжил свою обработку:
— Так вот, Катюшка… Ты знаешь о Палыче, его людях, о его бизнесе очень и очень много — ты даже сама не догадываешься, насколько много… Часть накопленной информации твой мозг откинул в «пассив» — то есть, что-то ты забыла, что-то не считаешь важным… Наша задача — заставить тебя вспоминать как можно больше…
Катя пожала плечами:
— Мне кажется, что ты все-таки зацикливаешься на мелких деталях и подробностях… Вот, скажи, пожалуйста — зачем тебе, например, понадобилось знать о музыкальных пристрастиях Валерия Ледогорова? Или о том, какие женщины нравятся Иванычу? Для чего ты спрашивал, как люди Антибиотика реагировали на меня, как на женщину? Прости, я не понимаю, почему тебя интересует их манера ухаживания?
Обнорский досадливо щелкнул языком:
— Ну чего же здесь непонятного? Я пытаюсь составить психологические портреты… Жесткий скелет «фактурных» знаний должен обрастать «мясом» — разными такими мелочами, в которых и проявляется человеческая сущность… Я же уже объяснял — мелочь, она иногда важнее какой-то объемной информации… Я же не знаю, что именно сработает как «детонатор», от которого произойдет «взрыв», то есть рождение идеи… Понимаешь, я грежу, я словно блуждаю в потемках по огромному помещению и перебираю провода-ассоциации, пытаюсь соединить их поочередно, чтобы замкнуть контур… Чтобы вспыхнул свет… Чем больше имеешь информации по конкретной ситуации, тем быстрее рождаются идеи — самые неожиданные… Понимаешь?
Катя неопределенно повела бровями, Андрей кивнул и азартно махнул рукой:
— Хорошо, сейчас я поясню тебе все на конкретном примере — и ты сразу поймешь, как важна бывает иногда самая бросовая на первый взгляд информация…
Катерина, явно заинтригованная, приготовилась слушать, но тут Обнорскому подали седло барашка в чесночном соусе, и Андрей вынужденно прервал свою лекцию, впрочем ненадолго — минут через пять перед Серегиным стояла уже пустая тарелка. Вышколенные официанты, глубоко шокированные таким отношением к еде, бросали на Андрея опасливые взгляды — этот русский словно с голодного острова приехал, и почему только с ним сидит такая приличная и воспитанная синьора?…
— Да, так вот, — продолжил между тем Андрей. — Стало быть, привожу тебе конкретный пример… Дело было в восемьдесят шестом году — я доучивался на восточном факультете после годичной практики в Южном Йемене…
