— Вы действительно доверяете этому парню. Что бы вы без него
делали?
— Были бы более нервными.
— Извини меня, — покачал он головой. — Я не привык иметь
дело с живыми легендами.
— Ты мне не веришь?
— Мне не следовало бы тебе верить, но я верю. В том-то и
беда.
Он замолчал, и мы свернули за угол и направились обратно к
лестнице. Затем он добавил:
— Когда я был рядом с твоим отцом, дело обстояло так же.
— Билл, — когда мы начали подниматься по лестнице, сказал я,
— ты знал моего родителя еще до того, как он восстановил свою память, когда он
был просто обыкновенным Карлом Кори. Возможно, я выбрал к этому делу
неправильный подход. Ты можешь вспомнить о том периоде его жизни что-нибудь,
способное объяснить, где он сейчас?
Он на миг остановился и посмотрел на меня.
— Не думай, будто я не размышлял над этим. Я много раз
думал, не мог ли он заниматься под именем Кори чем-нибудь таким, что должен был
выполнять после того, как его дела в Амбере будут закончены? Но даже под своим
псевдонимом он был человеком очень скрытным. А также парадоксальным. Он много
раз служил во многих родах войск и это предположение кажется вполне логичным.
Но иногда он писал музыку, что идет вразрез с образом крутого сержанта.
— Он прожил долгую жизнь. Многое узнал, многое испытал.
— Именно. Вот поэтому-то так и трудно догадаться, во что он
может быть замешан. Раз или два, опрокинув несколько бокалов, он упоминал о
людях науки и искусства, в знакомстве с которыми я бы никогда его не
заподозрил. Он никогда не был просто обыкновенным Карлом Кори. Когда я его
узнал, он уже набрал несколько веков земных воспоминаний. Это создало характер
слишком сложный, чтобы его можно было предсказать… Я просто не знаю, чем он мог
заняться, если только занялся.
Мы продолжали подниматься по лестнице. Почему-то я чувствовал,
что Билл знает больше, чем говорит мне.
Когда мы приблизились к столовой, я услышал музыку, а едва
мы вошли, как Льювилла бросила на меня ехидный и недовольный взгляд. Я увидел,
что еще не остыла еда и никто еще не присаживался.
Приглашенные стояли, разговаривая между собой, с бокалами в
руках, и когда мы вошли, большинство из них взглянуло на нас. Справа играли
трое музыкантов. Обеденный стол стоял слева, неподалеку от большого окна в
южной стене, открывающего вид на славную панораму раскинувшегося внизу города.
Все еще шел небольшой снег, накидывая прозрачную вуаль на все.
Льювилла быстро приблизилась ко мне.
— Ты заставляешь всех ждать, — прошептала она. — Где
девушка?
— Корал?
— А кто же еще?
— Я не знаю, куда она направилась, — уклончиво сказал я. —
Мы расстались пару часов назад.
— Ну, так она придет или нет?
— Я не знаю.
— Мы не можем больше затягивать ожидание, — заявила она. — И
теперь порядок мест для гостей пошел прахом. Что ты сделал, переборщил с
удовлетворением?
— Льювилла!
Она пробурчала что-то непонятное на шепелявом языке Рембы. А
затем отвернулась и направилась к Виале.
— У тебя куча неприятностей, парень, — прокомментировал
Билл. — Давай опустошим бар, пока она перетасовывает порядок мест для гостей!
Но к нам уже приближался слуга с парой бокалов вина на
подносе.
— «Лучшее Бейля», — заметил он, когда мы взяли их.
Я пригубил и увидел, что он прав. Это меня немного
приободрило.
— Я не всех тут знаю, — сказал Билл. — Кто такой тот парень
с красным кушаком около Виалы?
— Это Оркуз, премьер-министр Бегмы, — сообщил я ему. — А
болтающая с Мартином довольно привлекательная леди в желто-красном платье — его
дочь Найда. Корал, та, из-за которой мне только что досталось, — ее сестра.
— Угу. А кто та рослая белокурая леди, хлопающая ресницами
Жерару?
— Не знаю. И также не знаю, кто та дама и парень справа от
Оркуза.
Мы смешались с толпой и Жерар, выглядевший, возможно,
чуточку неуместно в слоях пышного кружевного наряда, представил нам стоявшую
рядом с ним даму, оказавшуюся Дретой Ганнель, помощницей посла Бегмы. Помоложе
ее была высокая дама, находившаяся неподалеку от Оркуза — ее звали, насколько я
помню, Ферла Квист. Стоявший с ней парень был ее секретарем, с именем,
звучавшим примерно как Кейд. Пока мы смотрели в том направлении, Жерар
попытался улизнуть и оставить нас с Дретой и Ферлой. Но последняя схватила его
за рукав и спросила что-то про Флот. Я улыбнулся, кивнул и отчалил. Билл тоже
не замедлил сделать это же.
— Господи боже! А Мартин изменился! — объявил вдруг он. — Он
выглядит, словно член рок-группы на видеофильме. Я его еле узнал. Всего на
прошлой неделе…
— Прошло больше года, — поправил я. — Для него. Он искал
себя на какой-то уличной сцене.
— Интересно, нашел ли?
— Не имел еще возможности спросить его об этом, — ответил я.
Но на ум мне пришла одна странная мысль. Я отложил ее в долгий ящик.
Тут музыка стихла и Льювилла, прочистив горло, подала знак
Хендону, и тот объявил о новом порядке мест. Я оказался на стороне,
противоположной голове стола, и позже узнал, что Корал должна была сидеть слева
от меня, а Кейд — справа. И также я узнал потом, что Льювилла попыталась в
последнюю минуту вызвать Флору и усадить ее на место Корал, но Флора не
принимала никаких вызовов.
И потому сидевшая во главе стола Виала усадила Льювиллу
справа от себя, а Оркуза слева, с Жераром, Дретой и Биллом после Льювиллы. И
Ферлой, Мартином, Кейдом и Найдой после Оркуза. И пришлось мне проводить Найду
к столу и усадить ее справа от себя, в то время, как Билл уселся слева от меня.
— Суета, суета, суета, — тихо пробормотал Билл, и я кивнул,
а затем представил его Найде как советника королевского Дома Амбера. Это,
похоже, произвело на нее впечатление и она принялась расспрашивать его о
работе. Билл стал очаровывать ее рассказом о том, как однажды представлял интересы
собаки в споре о разделе наследства, не имевшего никакого касательства к
Амберу, но являвшегося хорошим способом занять внимание. Он немного рассмешил
ее, а также прислушивавшегося Кейда.
Подали первое, и музыканты снова принялись тихо играть, что
сократило дальность слышимости наших голосов и перевело разговор на более
интимный уровень. Билл тут же просигналил, что хочет мне что-то сказать, но
Найда на пару секунд опередила его и мне пришлось слушать ее.
— Насчет Корал, — тихо сказала она. — У меня сложилось
впечатление, что она неравнодушна к событиям, которые происходят в Доме Амбера.