Исполинские древние сооружения, производящие такое сильное
впечатление, обычно создаются не людьми. Большинство древнейших городов обязаны
своим происхождением архитектурным затеям богов и полубогов, и Бессмертный
замок тоже не был исключением. Поэтому это гигантское строение в Кэннейсе,
воздвигнутое раньше любого города, и в течение многих веков служившее самым
различным мыслимым и немыслимым целям, становившееся королевским дворцом и
тюрьмой, борделем и университетом, монастырем и логовом вампиров, изменявшее,
по преданиям, даже свою форму, чтобы соответствовать потребностям своих
обитателей, прониклось отголосками давно минувших веков и, как утверждает
кое-кто шепотом (отводя глаза и делая жесты, отгоняющие нечистую силу),
превратилось в реликвию, оставшуюся на Земле с тех самых незапамятных дней,
когда по ней ходили Старые Боги, в связующее звено между ними и Землей, в их
забаву, в специальное устройство или даже в непостижимую живую сущность,
созданную теми Высшими Силами, чье могущество в неизмеримой степени превышает
возможности человечества, которое они благословили или прокляли искрой сознания
и тем зудом любопытства, из которого зародилась душа, и люди стали превосходить
волосатых обитателей деревьев, хотя кое-кто почему-то считает своими родственниками,
а смысл этого известен лишь тем дивным существам, которым Замок служил когда-то
местом межпространственного общения, но потом эти существа погрузились в
блаженство высших сфер, оставив позади незрелые плоды своего вмешательства в
дела в общем-то вполне удовлетворенных жизнью обезьяноподобных, и, по мнению
некоторых метафизиков, Замок был создан там, где не властно время, за пределами
духовных и физических субстанций и, следовательно, не может считаться частью
этого грубого мира, в который он был лишь перенесен, и состоит он из равных
частей добра и зла и их более интересных компонентов, любви и ненависти, в
сочетании с красотой, несущей в себе и зло, и добро, и наделен аурой,
поглощающей, впитывающей в себя как губка психическую энергию, но не всю без
разбора, и он живой в том смысле, в котором можно назвать живым человека, у
которого действует всего лишь небольшая часть правого полушария головного
мозга, и он прикован к пространству и ко времени усилием воли, несовершенной,
ибо разделенной, но все же превосходящей любые земные представления и
превратности по тем неземным причинам, которые не станет называть во второй раз
метафизик.
Конечно, более здравомыслящие теоретики полагают, что все
это не так. Старые здания, даже исключительно хорошо построенные, подвержены
влиянию времени и событий, и их окрестности имеют большое отношение к тому,
какая физическая или психическая атмосфера складывается за их стенами, в
особенности это относится к зданиям, расположенным в горных районах, потому что
на них оказывают воздействие самые разнообразные метеорологические и
сейсмические условия. И уж конечно, и это не подлежит сомнению, когда люди
поселяются в таком здании, оно проявляет себя почти в полном соответствии с их
ожиданиями, что свойственно и всему миру в целом. Такова его восприимчивость.
Переполненная демонами и чародеями обитель Старого бога
снова менялась. Проявлялись другие стороны ее сущности.
Но, конечно, подлинное испытание Замка началось в тот
момент, когда несовершенной воле, от которой зависело само его существование,
был брошен вызов и теперь что-то должно было возобладать, добро или зло.
Глава 9
Тихонько напевая что-то, Джеллерак, наклонившись далеко
вперед, толкал перед собой тачку, стараясь удерживать ее в таком положении,
чтобы она не перевернулась. В ней, распростершись, лежала Арлата из Маринты,
все еще находившаяся в трансе, ее ноги были привязаны к ручкам, а руки свисали
вниз и назад — к двум концам железной скобы, выступавшим по обе стороны тачки
над колесом. Под ее плечами на дне тачки лежала кипа мешковины, подсунутая для
того, чтобы она могла дышать полной грудью. Ее туника была распахнута, а
верхнюю часть живота пересекала проведенная пунктиром красная линия,
разделявшая его посередине. На ее груди валялся мешок с дребезжащими инструментами.
Он шел по выходившему на запад и на восток коридору,
направляясь в сторону Ямы Туалуа, и стаи пакостных тварей бежали за ним,
издавая ликующие звуки. Он шел, а воздух вокруг становился все теплее и
влажнее, и тяжелый запах сгущался. Улыбаясь, он преодолел во тьме последние
несколько футов и прошел под низким сводом в комнату.
Провезя тачку по загаженному навозом полу, он осторожно
поставил ее возле восточного края Ямы. Выпрямившись, он потянулся, вздохнул,
зевнул, потом распахнул мешок и достал оттуда три длинные спицы и зажим, из
которых быстро собрал треножник. Опустив его на пол между ручками тачки, он
водрузил на него свой излюбленный медный кубок и вывалил в него тлеющий
древесный уголь из висевшего на правой ручке небольшого ведра с дырками. Потом
он стал раздувать угольки, и они замерцали веселыми огоньками, а затем,
извлекая из нескольких небольших мешочков пригоршни порошков и трав, он
побросал их в кубок, и оттуда поднялась толстая, отвратительно пахнувшая
струйка дыма, и тошнотворно сладкий запах медленно распространился по всему
помещению.
Крысы, выбежавшие из своих нор на каменные плиты,
закружились в танце, а он, опять напевая что-то себе под нос, достал из мешка
короткий и широкий нож с треугольным лезвием, потрогал его острие, провел большим
пальцем по всем трем заточенным краям, приложил его на мгновение к верхней
точке проведенной им линии, находившейся между розовыми сосками грудей Арлаты,
улыбнулся, кивнул и отложил его в сторону, ей на живот, чтобы он находился под
рукой. Потом он извлек из мешка кисть и несколько маленьких запечатанных
флакончиков, опустил мешок на пол рядом с собой, встал на колени и открыл
первый флакон.
Летучие мыши описали над его головой полукруг и снизились,
почти повторив точные и уверенные движения его руки, начавшей выводить на полу
красной краской затейливый узор.
Он углубился в работу и вдруг почувствовал сильный озноб, а
крысы прекратили свой танец. Стихли шорохи и попискивание, и наступила
полнейшая тишина, неимоверно напряженная, сковавшая, казалось, весь мир. Словно
какой-то звук, такой высокий, что его невозможно было услышать, постепенно
понижался, приближаясь к той точке, где он неминуемо превратится в невыносимый
для слуха пронзительный визг.
Он вскинул голову, будто прислушиваясь. Потом взглянул в
сторону Ямы. Конечно, это какое-то очередное чудачество Старейшего. Скоро со
всем этим будет покончено, хотя бы на время, как только он вырвет сердце из
груди этой девушки и выплеснет ее жизненную силу во взбаламученные волны
рассудка Старейшего. Во всяком случае, этого времени ему хватит, чтобы получить
нужную ему помощь и направленную, животворную энергию из Ямы. А потом…
