– Ну, у нас тут это не практикуется, – улыбнулась Семская.
– У нас тоже такого не было уже лет пятнадцать, – кивнула Валерия Вадимовна. – Но между нами большая разница. У нас к домам подведена канализация, и заботу о здоровье подрастающего поколения не подменяют преступными массовыми вакцинациями.
– У нас нет такой мощной медицины, как у вас. – Женщина продолжала улыбаться, и Денис вдруг понял, что этот сдобный пончик, пожалуй, пострашнее большинства сидящих тут мужчин. Да-а-а…
– Перестаньте, это все правда, – вдруг резко сказал Есипов и нервно растянул узел галстука. – Простите…
– Игорь Григорьевич, я много раз вам говорила – вам нельзя волноваться, – укоризненно покачала головой Семская. – Так недалеко и до инфаркта… при вашем образе жизни…
Есипов криво усмехнулся и сказал Валерии Вадимовне:
– У вас поразительно легко дышится. Спасибо.
– Мы будем рады видеть вас в любое время, – улыбнулась в ответ Третьякова.
– А между прочим, – неожиданно вмешался Кенесбаев. – Я вот сейчас пользуюсь возможностью сказать, что, если я еще раз обнаружу, что ваша контора, Сергей Сергеевич, сливает водичку после обработки шкур не в отстойник, а поближе – в Заславку – я ведь пойду не к госпоже Семской составлять две тысячи первый бессмысленный акт. Я просто арестую все ваши трубы как начальник полиции. Я уже не раз это обещал, кстати. И теперь я это сделаю.
– Интересы государства… – начал Митрохин, но Есипов прервал его брезгливо-надрывным:
– Да перестаньте же! – И тот развел руками:
– Нервы…
– Простите, я бы хотел спросить кое-что у Николая Игоревича, – подал голос Денис, и в его сторону повернулся не только Амиров, но и все за столом.
Директор школы благосклонно кивнул:
– Конечно, Денис. Тем более, как я понимаю, на ближайшие два года ты мой ученик.
– Я именно об этом, – коварно поддержал мальчишка. – Видите ли, конечно же, вам всем известно, что мы в Империи мало думаем о развитии знаний подрастающего поколения, но зато много времени уделяем физическому воспитанию… – Денис сам испугался сказанного, но в глазах матери была только легкая усмешка, а отец вообще о чем-то говорил с Шульце. – Мне бы не хотелось… тем более раз на фоне ваших учеников я буду явно проигрывать… хотя бы не выбиваться из привычного мне ритма.
– Конечно-конечно, мальчик, – поддержал Амиров, и Денис разочарованно подумал: «Ууууу, да ты еще и дурак, неинтересно!» – но продолжал:
– Какие у вас имеются кружки и секции по интересам?
– Огромное количество, – твердо сказал директор. – Правда, этим занимаюсь не я, а заведующий воспитательной работой, но их много. За весьма умеренную цену.
Денис мысленно ликующе взвыл. Тем более что старшие уставились на Амирова, как на святотатца, и Валерия Вадимовна поинтересовалась:
– И какой же процент детей рабочих может ее платить?
– Ну что вы, что вы, – Амиров радостно зарывал себя все глубже и глубже; Денис с трудом удержался от детского желания сжать от волнения коленки. – О них нет и речи, у нас в школе только чистая публика…
– Кхгрм… – львицей рыкнула горлом Лючия Францевна и ловко пихнула локтем мужа.
Градоначальник оторвался от бокала и укоризненно сказал:
– Николай Игоревич, Николай Игоревич, зачем же вы так? Ведь решением Городской Думы построен клуб для детей из рабочих семей, выделены фонды…
– Не пора ли перейти к десерту? – спросила Валерия Вадимовна голосом офицера, читающего приговор изменнику. – Денис, может быть, ты споешь гостям?
Отошедшие от неприятной окаменелости гости радостно негромко похлопали и покивали снисходительно: «Просим, просим…» – на самом деле переходя к десерту.
Денис хладнокровно подумал: «Ну я вам сейчас…» – и сходил за гитарой. Устроился на подоконнике, как в пионерском штабе под утро, когда все устали и надо немного ободрить ребят. Вот только петь Денис собирался не шуточную и не походную песню, а…
Вот уже который год
Сам себя, как роль, играю…
То смеюсь – то умираю,
Выходя на эшафот…
Денис продолжал петь, и гости перестали есть и смотрели – удивленно, напряженно… Конечно, они не ожидали такого пения от мальчишки. И – такой песни.
– Крупным планом пошел топор… – почти выкрикнул Денис и помолчал. А потом тихо закончил: – …Мотор.
Довольно долго стояла тишина. Потом Балаганов заметил:
– Однако это уровень не любительства, а эстрады…
– У нас нет эстрады как таковой, – сказала Валерия Вадимовна. – А на том, что у вас называют этим словом, наш сын никогда не стал бы выступать, чтоб не позорить свое умение…
…Гости разъезжались уже за полночь. Третьяковы-старшие, как и положено, проводили их до калитки, а вот потом не стали задерживаться. Денис же нагло (и тихо) открыл окно в своем мезонине и прислушался к негромкому разговору около колясок. Конечно, влажноватый воздух глушил звуки, но у мальчишки был отличный слух…
– Ну, он нас поджарил… Будь я проклят, если это не прямо изложенная программа действий под видом гостеприимного вечера знакомств…
– А жена у него?! Фурия! Как она на нас смотрела!!!
– И сын ничуть не лучше, малолетний наглец…
– Но поет он хорошо. Однако – вы заметили? – песня с двойным дном.
– А правда, что у них принято жить в свальном грехе?
– Не говорите таких мерзостей…
– Нет, это доказано – они наверняка сожительствуют все трое, я это точно знаю – у них же нет браков как таковых, господствует полный аморализм.
– Боюсь, что и нам они тут устроят сплошной свальный грех.
– Их следует изолировать всеми правдами и неправдами…
– Да, с неправдами у вас особенно хорошо получается…
Голосов Кенесбаева и Есипова мальчишка не слышал.
Он закрыл окно.
Да. Похоже, объявление войны состоялось.
* * *
Стоя в дверях и глядя, как Денис раздевается, Борис Игоревич спросил:
– Ну и как тебе гости?
– Честно? – Денис потянулся, встал на «мостик» и из такого положения ответил: – Если ты завтра этот зверинец расстреляешь – будущие поколения скажут тебе спасибо. В моем лице – точно. Ну… – Мальчишка сделал «березку» и слегка подкорректировал совет: – Есипова и Кенесбаева можно оставить.
Борис Игоревич несколько секунд удивленно смотрел на сына, а потом захохотал так, что Денис обрушился в постель. Впрочем, тут же принял позу лотоса и с интересом стал ждать продолжения, сам широко улыбаясь.
– У тебя чутье, сын, – просмеявшись, сказал Третьяков-старший. – Значит, Есипов и Кенесбаев, остальных расстрелять? К сожалению, не могу.
