Я видел похожую на пергамент кожу мертвых узников Аушвица,
их конечности, похожие на палки. Я присутствовал на суде в Нюрнберге, я помнил
это. Я слышал голос Стивена Спендера, читающего свою «Вену»; я видел мамашу
Кураж на сцене в ночь премьеры брехтовского спектакля; я видел, как ракеты
выползают вверх из своих металлических гнезд: Пенемюнде, Ванденберг, мыс
Кеннеди, Кызылкум в Казахстане… собственными руками я касался Великой Китайской
стены. Мы пили пиво и вино, и Шахпур сам сказал мне, что мертвецки пьян.
Забравшись в зеленые леса Западной резервации, я за один день снял три скальпа.
Я мурлыкал песенку, когда мы маршировали в колонне. Я вспомнил ее начало:
«Aupres de la Blonde»
[7]
… Я вспоминал, вспоминал… свою жизнь в
Тени, которую сами его жители называют Землей. Еще три шага, и в руке у меня
откуда-то появилась окровавленная шпага; я увидел троих мертвецов и собственную
павшую лошадь — я бежал от Великой французской революции. И еще многое, очень,
очень многое… Я возвращался назад.
Еще шаг.
Шаг назад…
Мертвецы. Они окружали меня со всех сторон. Чудовищный запах
разлагающейся плоти висел в воздухе; я услышал истошный визг собаки, забитой
ногами до смерти. Клубы черного дыма застилали небо, свистел ледяной ветер,
несущий мелкий противный дождь. Горло мое горело, руки дрожали, голова была как
в огне. Я, спотыкаясь, брел по пустынным улицам, перед глазами плыл туман: меня
пожирала лихорадка. Сточные канавы были завалены мусором, дохлыми кошками,
содержимым ночных горшков. Раздался звон колокольчика: мимо с грохотом проехал
воз, доверху нагруженный трупами, и обдал меня грязью и ледяной водой.
Долго ли я так брел, не знаю. Потом какая-то девица схватила
меня за руку, и я разглядел череп — точнее, кольцо с черепом у нее на пальце.
Она отвела меня к себе, но обнаружилось, что у меня, во-первых, нет денег, а
во-вторых, я в бреду. По размалеванному лицу женщины пробежала гримаса ужаса,
на губах задрожала блуждающая улыбка, она выбежала из комнаты, а я упал на ее
постель и потерял сознание.
Позже — и снова я не знал, сколько времени прошло, —
какой-то здоровенный мужик, видимо, сутенер той самой девицы, явился и стал
бить меня по лицу, рывком. пытаясь поставить меня на ноги. Я вцепился в его
правое плечо мертвой хваткой и буквально повис на нем. Этот тип уже почти
вышвырнул меня за дверь, но когда до меня дошло, что я вот-вот снова окажусь на
холодной улице, я еще теснее прижался к нему, как бы протестуя против такой
несправедливости. Я сжимал его плечо изо всех оставшихся еще во мне сил, бормоча
едва слышные и полубредовые мольбы.
Потом сквозь пот и слезы, заливавшие мне глаза, я вдруг ясно
разглядел его лицо, услышал его пронзительный крик, увидел раззявленный рот,
полный гнилых зубов… Его правая рука в том месте, где я вцепился в нее, была сломана.
Он отшвырнул меня левой рукой и, подвывая, упал на колени. Я
сел на пол, и на какое-то мгновение голова моя прояснилась.
— Я… я… останусь здесь, пока мне не станет лучше.
Убирайся. Вернешься — убью.
— У тебя чума! — крикнул он. — За твоим
трупом и так придут завтра! — Он сплюнул, поднялся на ноги и, спотыкаясь,
вышел из комнаты.
Я кое-как добрался до двери и забаррикадировал ее. Потом
вернулся к постели, свалился на нее и заснул.
Утром, когда они явятся за моим телом, их ждет
разочарование: несколько часов спустя я проснулся в холодном поту и понял, что
лихорадка меня отпустила. Кризис миновал. Я был еще очень слаб, но соображал
вполне нормально.
Мне стало ясно, что чуму я победил.
В шкафу нашелся мужской плащ, а в ящике стола было немного
денег. Все это я забрал.
Потом опять вышел в ночь. То была Ночь Чумы, поразившей
Лондон…
Я по-прежнему не мог вспомнить, кто я и что здесь делаю.
Вот так все и началось…
…Теперь я уже преодолел довольно значительный участок
Образа. Огни у меня под ногами продолжали мигать, искры снопом взлетали при
каждом шаге. Я полностью утратил чувство направления, неведомо где остались
Рэндом, Дейдра и Мойра. Меня все время било током, глаза норовили выскочить из
орбит. Потом в лицо будто вонзились иголки, а по спине пробежал холодок. Я
стиснул зубы, чтобы не стучали.
Итак, память я утратил вовсе не в результате автомобильной
катастрофы. Уже во времена Елизаветы I я не очень хорошо помнил свое прошлое.
Флора, вероятно, решила, что после аварии память моя как раз восстановилась. Она
же не могла не знать, в каком я до этого был состоянии. Мне неожиданно пришла в
голову мысль, что Флора не случайно оказалась в Тени: ее прислали туда, чтобы
следить за мной.
Выходит, я потерял память еще в шестнадцатом веке?
Точно сказать, конечно, было трудно. Это еще предстояло
выяснить.
Я быстро сделал еще шесть шагов вперед и достиг конца
изгиба. За ним начинался совершенно прямой участок Образа.
Я ступил на него и сразу почувствовал сопротивление, которое
нарастало с каждым моим шагом, — Вторая Вуаль.
Потом был поворот направо, потом я еще раз свернул, и еще
раз, и еще…
Я действительно был принцем Амбера. Нас было пятнадцать
братьев — шестеро из них уже умерли — и восемь сестер; две из них тоже ушли в
мир иной, а может быть, и четыре. Мы проводили немало времени в Тени, или в
наших собственных мирах. В этой связи возникал хотя и чисто академический, но
все же не лишенный философского смысла вопрос: мог ли тот, кто обладал такой
властью над Тенью, создать собственный мир? И каким бы ни был окончательный
ответ, судя по практическим результатам, мы такой способностью обладали.
Начался новый изгиб Образа. Я медленно продвигался вперед.
Ноги будто приклеивались к полу. Один шаг, два, три, четыре… Я по-прежнему с
трудом отрывал свои сверкающие огнями сапоги от пола, но шел дальше.
В голове звенело; сердце, казалось, вот-вот разорвется.
Амбер!
Идти стало гораздо легче, лишь только я вспомнил Амбер.
