– Да.
Она решительно раскрыла книгу:
– Мне надо ее дочитать до отъезда. Это книга Роланда.
Я захлопнула альбом и встала:
– Ты собираешься от нас уходить? Она с рассеянным видом подняла глаза:
– Это еще не решено.
– Вот как! Но с Лувисой все в порядке, и что касается нас, то ты можешь уйти, когда захочешь.
– Ладно.
Каролина склонилась над книгой, а я пошла в дом.
Может, покататься на велосипеде? Было бы прекрасно! Но мне не было весело. Если я и бывала с ней холодна, то ни в какое сравнение с ее холодностью это не идет. А еще обвиняет меня в том, что я не хотела ее слушать, когда она пыталась мне открыться. А как она сама ведет себя?
«Давай, рассказывай!» – бросила она мне. И я со своими надеждами и своим альбомом только выставила себя на посмешище.
Ну ладно, это была последняя попытка. Больше пытаться не буду, она может быть спокойна.
Я вошла на застекленную веранду и положила альбом. Но вдруг меня что-то заставило раскрыть его снова.
Невероятно! У меня забилось сердце. Как мне раньше не приходило это в голову!
Раз взглянув на фотографию, я тотчас увидела… Это просто бросалось в глаза.
Каролина!
Ведь маленькая девочка у каменной скамьи – Каролина.
Как я могла не увидеть этого? Сходство было разительным. Хотя на фотографии она была совсем маленькая, возможно не больше двух лет, ошибиться было нельзя. Ее осанка. Манера держать голову…
Конечно, это Каролина.
Я прижала альбом к себе, словно стараясь приглушить стук сердца.
Каролина, Каролина…
Как сюда попала эта фотография? К нам? К нашим фотографиям?
А остальные на ней? Кто они?
Тень?..
Тут я услышала, что сзади ко мне кто-то подошел. Я не заметила, как Каролина вошла следом. Теперь она стояла и смотрела через мое плечо. Когда она заговорила, ее голос звучал мягко и спокойно:
– Среди деревьев стоит моя мать. Она была сестрой милосердия. Она уже умерла, как ты знаешь. Одно время она работала в больнице. Однажды… – Она не договорила и, улыбаясь, указала на другую фотографию в альбоме, фотографию папы, который держит шляпу перед объективом. – Как ты думаешь, что в свертке?
– Понятия не имею…
Она опять вернулась ко второй фотографии:
– Однажды у нее был пациент, в которого она влюбилась с первого взгляда. Его привезли с воспалением легких, и никто не думал, что он выживет. Но моя мать просто-напросто не дала ему умереть. – Она сделала паузу и повторила будто для самой себя фразу. «Не дала ему умереть» – это были слова ее матери. Каролина слегка улыбнулась. – Итак, он выжил. И однажды у своей постели он увидел маму и тоже в нее влюбился. Они были очень счастливы. Но их роман не мог длиться долго, только пока он лежал в больнице…
Она замолчала, вынула фотографию из альбома и посмотрела на нее, нахмурив лоб. Затем продолжила:
– Он был уже помолвлен с другой, и женился почти сразу после того, как вышел из больницы. Но мама его не забыла. Для нее так просто все не кончилось… поскольку после их встречи появилась я.
– Ты?
– Да, я.
Я взяла у нее фотографию и стала внимательно ее разглядывать
– А тень?
– Это тень моего отца. Он снимал. Это была их последняя встреча. С тех пор мама его больше никогда не видела,
– Ты его помнишь?
– Да, но мы видели его так мало, он всегда очень спешил.
Вид у Каролины был задумчивый. С той встречи ей лучше всего запомнилась скамейка, шершавая и твердая на ощупь, и холодная, несмотря на солнце. Каролина то карабкалась на скамейку, то слезала с нее, пока взрослые разговаривали, она подражала щебету птиц, чтобы не слушать, о чем они говорят. Да, она помнит его, но воспоминания такие обрывочные. И если бы у нее не было фотографии, которую сделала ее мать, она, может быть, совсем бы его не помнила.
– Ты говорила, что твой папа умер.
– Вот как? Да, мама хотела, чтобы я так думала и не искала его.
– Значит, он не умер?
– Нет, он жив.
– А ты искала его?
– Да…
– И знаешь, где он?
– Да.
Мы обе говорили шепотом. Я боялась на нее взглянуть.
– И ты знаешь, кто он? – спросила я.
Она не ответила и стала рассматривать другую фотографию в альбоме, указала на нее и засмеялась:
– А ну-ка угадай, что в свертке! Как я могу угадать? Я повторила:
– Каролина, ты знаешь, кто он?
Она кивнула. И опять показала на сверток в папиной шляпе и таинственно прошептала:
– В этом свертке маленький тряпичный кролик!
Мы стояли так близко, что я чувствовала прикосновение ее руки к моей, но мы не смели взглянуть друг на друга и говорили с виду о совсем разных вещах. Каролина все время подшучивала над свертком в папиной шляпе, а я пыталась вычислить, кто мог быть ее отцом.
– Это папа, да? – внезапно услышала я свой голос. Она не пошевелилась и не ответила на мой вопрос.
– Это папа, Каролина?
Она опять не ответила. И стала говорить, что у нее до сих пор есть этот маленький кролик.
– Я знаю, – сказала я. – Один раз видела его в твоей комнате, но ты поспешила спрятать его от меня.
Почувствовав, что она наблюдает за мной, я повернулась и посмотрела ей прямо в глаза.
– Теперь я понимаю, нет ничего удивительного в том, что тебя больше интересуют те, кто незримо присутствуют на фотографиях, – сказала я. – На папиной фотографии тебя не видно. На другом снимке присутствует папина тень.
Каролина кивнула и сказала, что папу со свертком сняла ее мать.
Мысли кружились в моей голове.
Я слышала, что папа чуть не умер от воспаления легких, но чудом спасся. После этого он сильно изменился. Стал гораздо серьезнее. Мама сказала, что он стал другим человеком.
Теперь нетрудно понять почему.
Наш умерший брат Яльмар был у мамы с папой первым ребенком. Он родился в один год с Каролиной, через несколько месяцев после ее рождения. Я также слышала, что папа необычайно тяжело пережил смерть Яльмара. Он все время недоумевал, почему Яльмар словно не захотел жить.
Я поняла, что мама ничего не знает ни о роли Каролины, ни о роли ее матери в жизни папы.
А вот бабушка знает. Наверняка поэтому она и прислала к нам Каролину, чтобы та встретилась со своим отцом.
А сам папа? Что он знает?
