И когда Дорван открыл уже рот, чтобы поинтересоваться подробностями, ведун прервал его жестом:
— За столом поговорим, — поднимаясь на ноги, сказал Кассей таким тоном, как будто бы вопрос решенный. — На все не отвечу, да и к чему оно тебе — все?
Прошли в дом. Стол, как выяснилось, накрыт и в расчете на них, и даже оставалась лишняя глиняная миска.
«Жена Кассея тоже ведунья, — улыбнулся про себя Дариус, — как будто заранее знала. Хотя долго ли лишнюю посуду убрать?»
Когда все уселись за стол, скрипнула дверь и в единственную комнату дома, разделенную почти пополам сложенной по-белому печью, вошел мальчонка, светлоголовый и вихрастый. Он степенно поклонился гостям и, повинуясь кивку хозяйки, занял место по левую руку от Кассея.
— Внук, — с теплотой в голосе вымолвил ведун, погладив мальчишку по голове.
Не сказать, что тому ласка пришлась по вкусу: как же, у них в доме воины, а его как несмышленыша гладят, он даже буркнул что-то себе под нос, косясь глазами на гостей.
Уха оказалась редкостно хороша. Наваристая, с зеленью и корешками, придающими ей дивный вкус. Хотя, возможно, тут дело больше в другом: как с утра наскоро перекусили, так ни разу и не останавливались, чтобы поспеть в Визарант засветло.
Но добавки Дариус просить не стал. Поблагодарив хозяйку за угощение, решительно отодвинул глиняную миску от себя — и так не смог отказаться, хотя и не собирался принимать приглашение.
Кассей ел неторопливо, будто специально оттягивая начало разговора.
Отвлекся он только один раз, чтобы строго посмотреть на внука, заметив, как тот спешит поскорее управиться с ужином — столько дел интересных, а тут на какую-то еду отвлекают. Вон, воины у них в гостях, из большого мира приехали: поди и барона видели, а то и самого короля. А еще село уже полно слухов, как они по дороге в Визарант встретили разбойников, много, говорят целую тьму, и всех их порубали. Может, и расскажут что-нибудь.
— Спрашивай, — наконец сказал Кассей после того как тщательно обсосал рыбьи головы.
— О чем хочу спросить, я так понял, ты и сам знаешь, — пожал плечами Дариус. — Как бы нам повстречаться с ними как можно скорее? Ну и еще, если сможешь, ответь: кто они вообще такие и откуда приходят?
Дождь сыпал с небес уже четвертый день: мелкий, холодный, нудный. Такие обычно льют долго, неделями, пропитывая влагой все, что только можно: землю, одежду, кожу доспехов, черенки стрел и тетиву луков. И видимость отвратительная: временами, когда ложился туман, за сто, а то и за полсотни шагов не видно ничего. Словом, наказание божие, а не дождь.
Дариус ехал, накинув на шлем капюшон плаща, чувствуя ногами тепло конского тела. Старый Чаверс — мастер не только луки делать, он и ткань плащей умеет пропитывать так, что не пропускают они воду даже на плечах. И ткань после пропитки не становится грубой и несгибающейся. Ну разве что чуть жестче. Кроме того, не становятся они вонючими, как у некоторых, хорошо от них пахнет, даже приятно, чем-то лесным, хвоей, что ли. Непременно Чаверс в состав, который держит в тайне, что-то для запаха добавляет. Во всех отношениях замечательный плащ, с какой стороны ни посмотри.
Вчера, когда наемники остановились для ночлега, выяснилось, что медвежья шкура — многолетний спутник Дариуса во всех его путешествиях, изрядно за день вымокла: недоглядел, укладывая ее в переметную суму — щелка осталась, а вода всегда дырочку найдет. Так вот только плащ и спас.
Медвежья шкура столько на своем веку видывала, в стольких местах вместе с ним побывать успела, местами протерлась до проплешин, но привык он уже к ней так, что, прежде чем поменять, много раз подумает. А снял он ее с первого взятого им на нож зверя. Сколько ему тогда было? Семнадцатый год пошел. Сколько воды утекло, а воспоминания о той охоте такие яркие, как будто вчера все произошло.
«С другой стороны, с чего бы им потускнеть? — усмехнулся Дариус. — Медведь-то мало того что первый, так ведь до сих пор и единственный. И когда еще другой подвернется? Разве что с долузсца снять.
Не с самого него, конечно, обычная у них шкура, человеческая. Но любят они медвежьими пользоваться, и как одеждой, и вместо плащей».
Вспомнился Кассей. На его вопрос, кто такие долузсцы и откуда они приходят, он только руками развел:
— Не знаю. Люди разное говорят, и, кому верить, непонятно.
Затем замолчал, глядя сквозь собеседника невидящим взором. Долго молчал, Дариусу пришлось два раза кашлянуть, возвращая ведуна из того мира, в котором он пребывал.
«А может, разморило старика после ужина, вот он и задремал с открытыми глазами», — предположил Дорван.
Наконец Кассей очнулся от грез или видений, что там бывает у ведунов?
— Ты наверное, слышал, гонорт, о Ханороне?
Ну, еще бы не слышал. Когда-то, как рассказывают старые люди, Ханорон был вторым после Гитура, бога всех богов. Но однажды случилось так, что прогневался на него Гитур и прогнал с небес. Только и на земле ему места не нашлось. Боясь вызвать гнев Гитура, все остальные боги отказали ему в приюте, даже Варис — бог смерти, обитающий где-то глубоко внизу. С тех пор и скитается Ханорон меж миров, и нет ему нигде ни покоя, ни приюта.
— Говорят, долузсцы — его слуги, и именно ему они собирают души убитых ими людей. Много душ Ханорону необходимо, очень много. А для чего именно они ему — лишь он один и знает.
«Ну и чем мне все это может помочь? Да и неубедительно как-то все звучит.
Много долузсцев не появляется, это сколько Ханорону времени потребуется, чтобы нужное количество насобирать? Пускай с Варисом договорится — ему для этого всего один день и понадобится, а то и час».
— Ну а как мне их найти? — Дариусу с трудом удалось сдержать разочарование. Столько надежд возлагал он на Кассея, и тут на тебе, приходится выслушивать сказки. Ими только детей на ночь пугать.
— Встретиться вам судьба, — взглянул на него старик. — Вот и дождь к месту. У тебя, гонорт, судьба с долузсцами на всю жизнь связана, много раз тебе с ними придется дело иметь.
«Еще одна сказка», — подумал Дариус, поднимаясь с лавки и прощаясь с Кассеем. И все же он ведуна поблагодарил — язык не отсохнет.
Уже на улице старик добавил:
— Вижу, большие неприятности тебя ждут, и все они связаны с дорогим тебе человеком. Я сказал все, что знаю. Извини, если услышал не все, что надеялся услышать. — После этих слов лицо Кассея на миг приобрело виноватое выражение. А может, Дариусу показалось — стемнело.
Всю обратную дорогу Кабир уверял Дорвана, что ведун никогда не ошибается, случая такого не было, чтобы ошибся. Дариус кивал головой, размышляя о том, что вроде как и сказал старик немало, но непонятно все, туманно, думай что хочешь.
Где-то в темноте послышался девичий смешок, после чего раздался приглушенный басок Ториана.
