Но наутро вдруг понял я, в чем тут заминка:
Гора — целый мир, а мой труд — лишь пылинка.
Однажды ранним утром Мири вышла из академии еще до завтрака, чтобы размяться и полюбоваться горами. С севера задул ветер и, крепко потрепав подол рубахи, обвил его вокруг ног. В отличие от теплого летнего ветра он принес с собой незнакомый запах, запах безлюдных мест, деревьев, которых Мири не знала, и снега. От этого запаха она напряглась. Он означал, что лето закончилось и скоро наступит осень, а до бала всего несколько недель.
В академии настроение тоже изменилось с погодой. Каждый прошедший день говорил о том, что осталось учиться на день меньше, что нужно произвести впечатление на принца и не выглядеть при этом полной дурой. Танцы исполнялись скованно и неуклюже, поклоны — с озабоченностью и заминками. Олана вопила на учениц:
— Вы что, хотите выглядеть идиотками? Вы действительно хотите, чтобы гости поверили всем тем ужасам, которые они слышали о пограничных территориях? Стойте прямее, четко произносите все слова. Ради бога, перестаньте выглядеть так, будто хотите меня унизить!
Мири попыталась припомнить, в какой момент правильный поклон начал казаться важнее завтрака.
Часть лета Мири посвятила Бритте — во время перемен учила ее рабочим песням или бегала с ней по холмам. Теперь кругом чувствовались перемены, и внутренний голос заставлял ее склоняться над книгами и заучивать наизусть списки королей и королев. Вскоре и другие девушки с головой погрузились в учебу, жертвуя ради этого даже переменами и днями отдыха. Мири невольно ловила себя на том, что часто поглядывает на Кэтар, гадая, не известно ли ей больше того, что известно Мири, или рассматривает картину с домиком и при этом чувствует такую сильную надежду, что остается только протянуть руку и схватить. Когда ее одолевало такое настроение, она старалась вообще не думать о Петере. Мысли и чувства путались.
А потом Олана назначила финальный экзамен. Каждая ученица зачитывала вслух отрывок из какой-то книги, чтобы наставница могла оценить произношение и осмысленность чтения. Нат изображал принца, а девушки на цыпочках пересекали комнату и кланялись ему. Он даже не расстался со своей поварешкой и, глядя на каждую девушку, морщился, словно от невыносимой боли, но, когда очередь дошла до Мири, он выдавил из себя подобие улыбки.
Во время танцев Кэтар перехватила взгляд Мири и подмигнула. Мири тут же споткнулась, отвела глаза и попыталась сосредоточиться на па.
— Все хорошо, Мири, — подбодрила ее Бритта, изображавшая партнера. — У тебя прекрасно получается.
Мири услышала, как Бена шепотом произнесла ее имя.
После индивидуального опроса девушки последовали за Оланой на вершину холма, где земля была покрыта мягкой травой. Ветер с долины пах свежестью, словно высушенное на улице белье, и солнце согревало макушку Мири. Она откинулась назад, опираясь на руки, и впервые за неделю расслабила плечи. В ней появилась уверенность, что она сдаст.
— Хорошенько посмотрите сюда, — велела Олана, обводя рукой северную часть горизонта. — Это единственное, что некоторые из вас будут видеть всю жизнь. Пока что кое-кто сдает экзамен недостаточно успешно, чтобы попасть на бал. Даю вам последнюю возможность исправить положение. Те, кто близок к провалу, должны ответить правильно на все вопросы, иначе останутся в спальне, пока другие будут танцевать и строить глазки принцу.
Олана посадила девочек в круг и начала последний опрос. Мири перечислила первых пять королей Данленда, начиная с короля Дана. Кэтар продолжила, назвав следующих пять монархов. Фрид замялась на своем вопросе, но все-таки ответила правильно.
Затем Олана повернулась к Герти:
— Назови годы войны за права.
В лице Герти не осталось ни кровинки. Она с мольбой взглянула на небо, наморщив лоб. Мири увидела, что Герти в затруднении, и, к собственному изумлению, почувствовала радость. В борьбе за звание принцессы академии каждая ученица становилась соперницей.
— Отвечай, Герти, — поторопила Олана.
— Я…
Мири подумала о домике с картины, потом вспомнила слова Марды о том, что вряд ли ее что-нибудь остановит, представила серебристое платье с крошечными розовыми бутончиками и вновь ощутила волнение, которое всякий раз поднималось в душе при мысли, какую значительность придаст ее имени титул принцессы. Но внезапно все эти мечты показались иллюзорными и пустыми по сравнению с огорчением Герти.
«Это несправедливо, — подумала Мири. — Все прилежно учились целый год. Мы заслужили, по крайней мере, возможность пойти на бал».
Решение казалось очевидным. Она попытается помочь.
Внутренний голос велел ей прибегнуть к языку горы. «Но как же я подскажу Герти нужную дату?» В свое время она нашла способ передать девушкам, чтобы они бежали. Если подобрать правильную мысль, то можно передать все, что угодно, тем более что у всех учениц было много общих воспоминаний. Это может сработать. Есть шанс.
Рядом на ветру покачивался одинокий цветочек мири. Это вселяло надежду. Розовые цветки мири наиболее густо произрастали вокруг залежей линдера. Весь этот участок когда-то был каменоломней, и наверняка здесь до сих пор есть остатки линдера. Но язык горы срабатывал хорошо только в окружении сплошного камня, например в рабочем карьере или академии, где пол был из плит.
Олана вздохнула:
— Просто скажи, Герти, что не знаешь, и мы пойдем дальше.
У девочки задрожали губы. Мири опустила руку в осеннюю траву. Там, в глубине, обязательно должен быть линдер. Она прижала ладонь к земле, надеясь, что не ошиблась.
Несмотря на уверения Петера, она по-прежнему любила громко петь, говоря на языке горы; песня помогала сосредоточиться, передавая воспоминания камню. Но здесь этот способ не годился. Надавливая на землю, она пела про себя свою любимую песню, под которую всегда обтесывали блок: «Гора — целый мир, а мой труд — лишь пылинка». Мири привела мысли в порядок и беззвучно пропела их в такт этой песни.
Она думала об уроке истории, когда Олана впервые рассказывала о войне за права. Тогда по классу летала муха, жужжала и билась как безумная в стекло. Мири запомнила это, потому что прикидывала, сколько раз это спятившее насекомое отскочит от стекла, прежде чем свалится на подоконник, и решила, что пусть это число будет 212, первый год войны.
«С двести двенадцатого по двести семьдесят шестой, — как раз говорила Олана. — Повторите, класс».
Тук-тук, продолжала биться муха.
«С двести двенадцатого по двести семьдесят шестой», — повторили девочки.
Тук-тук, тук-тук.
Мири направила в землю воспоминание о мухе, барабанящей по окну, об Олане, называющей дату, и о классе, повторяющем за наставницей. Возможно, Герти тогда тоже обратила внимание на муху. Возможно, с этой подсказкой дата перейдет из ее памяти на язык. У Мири перед глазами все поплыло, в голове что-то щелкнуло, воображение ярко представило ту картину в полном цвете, но лицо Герти не изменилось. Мири попыталась еще раз. Ее песня буквально гремела в ней.
