- А Котов?
- Котов еще пригодится. Теперь он наш! Агент-предобработчик. Все его плюсы превращаются в минусы. Он нам испортил четырех хороших ребят и Бубуеву? Испортил. А теперь, используя его влияние, мы их вернем в минус.
- Как это? У них же усилился плюс от общения друг с другом; они и его, поди, смогут перетянуть.
- Есть такая птичка, стажер, живет на ивах и называется "наивняк"! У них активный плюс - тяга к добру. Но если использовать эту тягу в наших целях - получится чистый минус. Понимаешь? Ну-ка, припомни учебный курс! Что у вас там на тему "Добро, переходящее в зло" читалось?
Тютюка припомнил:
- Деяния, мотивируемые как плюсовые, реально приводящие к единичным или цепным минусовым реакциям, считаются "добром, переходящим в зло".
- Молодец! Но это не что иное, как чистая теория. А практику придется изучить на месте. После завтрака Котов с четверкой отправится кататься на лодке в ту часть озера, где они еще не бывали. Поедешь с ними в качестве Тани. Настоящая будет спать. Там, в этой части озера, есть остров. На нем прячется бомж. Он безобидный, спившийся, но уже непьющий. В прошлом был вором, даже два "мокрых" дела на нем висят. Но сейчас он - больной, почти умирающий старик, питается дичками с яблони, красной смородиной с дикого куста, черникой. И кается! Правда, плохо, медленно, но идет к понижению минуса, а был ведь почти стопроцентный. В общем, задача такая...
... Колышкин постучал в номер Котова.
- Ну, как насчет очередного плавания в дальние страны? - с улыбкой спросил он.
- А что, нужен адмирал? - пошутил Котов, впихивая ступни в кроссовки. - Тогда - свистать всех наверх!
Когда грузились в лодку, на пристани появилась Таня. Тютюка влез в ее образ с опаской, трижды проверив прочность пограничного слоя.
- Я не помешаю? Что-то меня не пригласили, пришлось самой вас искать...
- Каемся всеми порами души! - вскричал Котов. - Садись, Танечка.
Всего за несколько секунд до этого Котов предпочел бы взять с собой Валю Бубуеву, но в нем вновь произошла смена декораций. Он снова забыл, с кем провел ночь, и ощущал, что только и ждал появления Тани.
Колышкин и Лбов гребли, Элла и Люда сидели на корме, свесив ноги в воду, и болтали ими, утверждая, что помогают лодке двигаться быстрее, а Котов и Таня разместились на носу и глядели вперед. Миновали устье святого ручья, сквозь деревья промелькнули очертания запузыринской дачи, где в это время, не ведая ничего, продолжала спать сном праведницы реальная Таня. А Тютюка?
Танина рука лежала на могучей спине Котова.
- Ты такой большой, сильный, - шептал Тютюка устами Тани. - Наверно, ты крепко обнимаешь?
- Захочешь - узнаешь... - хмыкнул Котов.
- А если я скажу, что... - Тютюка заставил Таню выдержать паузу. Если я скажу, что хочу...
- Тогда тебе будет очень хорошо... - сообщил Котов доверительно. - Ты никогда этого не забудешь...
- Я знаю... - прошептала Таня. - И жду. Очень-очень.
- Вот и жди. Не в лодке же...
Таня хихикнула. Между тем берега озера начали отдаляться, а затем стало заметно, что лодка приближается к острову.
- Земля! - воскликнула Шопина.
- Ну, господа, швартуемся? - ухмыльнулся Колышкин, оборачиваясь.
Котов словно проснулся.
- Куда?
- К неведомому континенту...
Колышкин и Лбов дружно навалились на весла, лодка с разгона врезалась в прибрежный песок. Цепь прикрутили к ближайшему кусту, огляделись. Остров был довольно большой, метров сто на двести, на нем росли такие же сосны, как и по берегам озера. Строго говоря, остров был просто одним из холмов, только седловины вокруг него когда-то затопило водой.
Тютюка по изолированному каналу телепатической связи вышел на Дубыгу:
"Куда вести? Где бомж?"
"Дрыхнет в своем шалаше. В двадцати шагах отсюда, если идти налево по берегу острова, маленький заливчик, укрытый кустами. Там начинается тропинка, ведущая в горку. Убегай от Котова именно туда! Дальше - по плану!"
- Владик, - многозначительно улыбнулась Таня, - в плавании мы уже соревновались, верно? А теперь попробуй меня догнать!
Котов спросил:
- А какой будет приз?
- Будет не приз, а сюр-приз! - Таня стремглав бросилась бежать. Котов погнался за ней.
- Так, - усмехнулся Колышкин, - ну а кто от меня убегать будет?
- Давайте лучше здесь посидим, - предложила Соскина, - остров небось не резиновый. Зачем мешать? Они ведь, наверно, первый раз. В смысле между собой...
- Ладно, давай без комментариев. Пошли, Никитушка, купнемся?
- А мы? - хором удивились барышни.
- Пардон, - Колышкин приложил ладонь к сердцу. - Куда же мы без вас, бабоньки?
Между тем Таня, словно горная серна, взбегала по склону, петляя между сосен. Котов, которому дьявольская сила в данный момент не помогала, прилагал серьезные усилия, чтобы не отстать. Внезапно они выскочили к прогалинке на самой вершине острова-холма. Там чернело кострище с котелком из большой, закопченной консервной банки. Чуть дальше стоял шалаш из жердей, перевязанных проволокой и заваленных ветками, кусками толя и полиэтиленовой пленки.
- Жилище Робинзона! - съязвил Котов, когда Таня остановилась.
- Я вам ща дам Ребензона! - угрожающе пробухтело из шалаша. Далее полился открытым текстом классический мат и хлынула волна перегара и иных специфических бомжевских запахов.
- Пойдем отсюда, - сказал Котов, взяв Таню за локоть.
- Трусишь, что ли? - подбоченилась Таня. - Или ты только раз в неделю храбрый?
- Да нет, чего тут бояться...
В шалаше зашевелилось, а затем из него выполз зеленовато-землистый, обросший многодневной щетиной и измазанный всеми видами грязи бомж. Он был настроен не то чтобы совсем агрессивно, но и миролюбивым его тоже трудно было признать. Самое неприятное, что в руке лесное чудище сжимало стальной арматурный прут с заточенным до остроты иглы концом. Эта заточка для бомжа была, возможно, чисто устрашающим оружием, но Котов этого не знал.
- Мотай отсюдова! - прошипело чудище, ощерив беззубую пасть. Угребывай! Припорю!
И, видя, что Котов явно сомневается, бомж сделал шаг навстречу.
- Ой! - взвизгнула Таня. - Он тебя убьет! Это же наркоман! Или сумасшедший!
Эти слова, умело вложенные Тютюкой в уста своей оболочки, сработали. Котов мгновенно представил себе, как острый конец ржавой заточки вонзается между ребер, как ледяной холод стали проникает в глубь тела, туда, где встревоженно бьется его живое сердце... А спустя еще мгновение Владиславу стало себя очень жалко, так жалко, что ради того, чтобы уцелеть, он ощутил готовность убить. Сразу после этого его душа инстинктивно воззвала к той силе, которая помогала Котову прошлой ночью стать неуязвимым и неодолимым.