– Говорите, монсеньор, я слушаю!
Поощренный этим, Мазарини торжественно поклонился и заговорил подчеркнуто важно:
– Сир, ваше величество должны меня простить, что я беру на себя смелость обратиться к вам подобным образом, но я должен сообщить вашему величеству, что три последние ночи я провел в раю. Архангел Гавриил лично явился мне, недостойному грешнику, и просил меня предостеречь ваше величество от несчастья, которое вам угрожает, если вы сей же час не прекратите связь с мадемуазель де Ла Вальер! Я передаю это послание и счастлив следовать голосу моей совести, которая приказывает мне избавить моего короля от скандала, вызванного его поведением…
Король не привык выслушивать мораль в подобном духе. Когда ошеломление спало, он серьезно задумался над тем, не посадить ли зарвавшегося на некоторое время для размышлений в Бастилию, но потом решил по-другому. Пока Мазарини склонился в раболепном поклоне, будучи уверенным в действенности переданного им божественного послания, король поднялся, постучал себя по лбу, что было жестом, не вызывавшим сомнения, и резко сказал:
– Это все? Я уже давно знаю, что у вас наверху не все в порядке!
И повернулся к нему спиной. Однако этот небольшой инцидент заставил его задуматься и взглянуть другими глазами на те письма с жалобами, которыми графиня засыпала Кольбера.
– Этот брак, – сказал он своему министру, – долго не продержится! И я не знаю, смогу ли решиться на то, чтобы считать неправой графиню…
Брак продержался еще около двух лет с бесконечными взлетами и падениями, но главным образом падениями. Эти два года мадам Мазарини была занята тем, что произвела на свет еще двух детей – третью девочку и сына.
Ее муж возил ее с собой по отвратительным дорогам Франции и преимущественно в скверную погоду. Однажды она решила, что с нее хватит, она достаточно настрадалась. Это произошло в тот день, когда Арман велел отобрать у нее все драгоценности и парадный гардероб и оставил только то, что казалось ему приемлемым, чтобы носить в провинции. Он сделал это под похвальным предлогом, что хочет уберечь свою жену от искушений дьявола.
В этот же день преданный Богу герцог заявил жене, что он прикажет вырвать дочерям передние зубы, как только им исполнится 14 лет, чтобы им не грозила опасность стать предметом плотского сладострастия…
Герцогиня была в отчаянии, покинула семейный очаг и сбежала во дворец Суассон к своей сестре Олимпии. Добрый Кольбер сделал все, чтобы воссоединить семью, но это были напрасные усилия, поскольку герцогиня не хотела изменять свое новое положение, тем более что дорогой ей шевалье де Роан, никогда ее не забывавший, стал более частым гостем во дворце Суассон. Она оставалась твердой: герцог должен вернуть ее драгоценности, оставить ее в покое и прежде всего торжественно обещать положить конец бессмысленным поездкам, о которых она больше не могла слышать.
Герцог ответил отказом и заявил, что мадам Мазарини может или вернуться во дворец Конти или отправляться в монастырь!
Без колебаний герцогиня предпочла монастырь, поскольку она знала, кто такой принц де Конти.
Как и Мазарини, он принадлежал к секте «Святое таинство причастия», а что касается ханжества, то он был еще хуже, чем его коллега.
В мае 1667 года она переехала в монастырь де Шель, аббатиса которого была теткой Армана, что не помешало племяннику во весь голос заявить, что правила ордена выполняются там недостаточно строго. Вмешалась секта «Святого таинства причастия» и добилась от короля распоряжения. И однажды утром бедная Гортензия увидела прибывших солдат, которые эскортировали аббатису монастыря «Фий де Сен-Мари», мадам де Тусси, которая была известна своей строгостью. И без соблюдения каких-либо формальностей, герцогиня Мазарини была увезена, как обычная уличная девка.
Однако в монастыре де Сен-Мари по воле Бога, если не дьявола, был достигнут определенный компромисс, благодаря юной семнадцатилетней маркизе де Курсель, Сидонии де Ленонкур, обладавшей большой смелостью духа, очень остроумной и расположенной к разного рода выходкам.
Мадам де Курсель оказалась в монастыре из-за мести маркиза де Лувуа, которому она предпочла маркиза де Виллеруа, на ее взгляд, более соблазнительного, чем министр.
Объединенные общим несчастьем, обе женщины были неразлучны и делали жизнь монастыря невыносимой. В сосуды со святой водой, стоявшие в темных часовнях, коварно добавлялись чернила. Благочестивые монахини проводили бессонные ночи, поскольку обе дамы стучали в стены и издавали ужасные вопли.
Иногда они ублажали себя тем, что проделывали дырки в потолке и обливали постели монахинь водой.
Последние, наконец, сдались, и обе подруги с триумфом вернулись в аббатство де Шель, где жизнь была более приятной, но это было против воли герцога Мазарини.
Утром в один из ненастных ноябрьских дней, у входа в монастырь появился Арман во главе 60 всадников его полка, которые начали осаду старого аббатства. Он приказал своим людям окружить монастырь, после чего направился к воротам и потребовал для переговоров мать-настоятельницу.
Она согласилась, не разрешив, однако, ему войти. Переговоры проходили перед воротами монастыря и в очень прохладном тоне.
– Для такого богобоязненного человека, как вы, мой племянник, это вторжение является грехом! – заявила аббатиса. – С каких это пор дозволено появляться с оружием у Божьего дома?
– С тех пор, как здесь скрываются взбунтовавшиеся, – ответил Мазарини. – И, посмотрите, у меня есть разрешение епископа. – При этом он вынул из кармана пергамент с большой красной печатью.
– Вот оно, – сказал он и протянул его аббатисе. – Теперь, тетушка, пропустите меня или выдайте мне мою жену!
– Ни того, ни другого! Сюда вы не войдете! Здесь я хозяйка и я не впущу никого, кто не совсем в своем уме. Что касается вашей жены, то она может решать сама за себя, и она решила остаться здесь. И не надейтесь взять ее отсюда силой.
Сказав это, аббатиса повернулась спиной и захлопнула дверь перед его носом.
Сразу же она увидела двух подруг, со страхом ожидавших результата переговоров.
– Ну и как? – спросила одна из них.
– Я думаю, вы все слышали! Дверь не настолько плотная. Чтобы вы теперь полностью успокоились, я дам вам ключи от монастыря. Сегодня приказываю я: делайте все, что считаете нужным, вы согласны? Я тем не менее охотно бы послушала, как вы разговариваете с мужем.
Герцогиня согласилась и приняла протянутую ей большую связку ключей. Из-за стен раздавались крики Армана, в бешенстве стучавшего в ворота и требовавшего аббатису. Гортензия, наконец, решилась появиться у зарешеченного окна.
Когда герцог ее увидел, он разразился потоком бранных слов. Затем закричал:
– Вас я не хочу видеть. Вы опасная сумасшедшая, и ваше мнение меня не интересует. Я хочу говорить с аббатисой, моей теткой. Насколько мне известно, вы ею не являетесь!
