В эту ночь он отомстит еще живому мистеру Смиту, сельскому кузнецу, который грозился вогнать в его могилу осиновый кол. Нет, мистер Торп не будет рвать мистеру Смиту горло своими клыками, нет, это не так сладостно. Он поступит мудрее и изощреннее - он только чуть куснет за ушки его детей, и они станут вампирами. И сами загрызут в ближайшую лунную ночь своего неразумного отца.
… Топ-топ, топ-топ - не спеша, прихрамывая, идет мистер Торп к виднеющейся неподалеку деревне…»
Я осторожно выглянул в окно. Папа сидел за столиком и, не глядя на экран, что-то быстро записывал. Потом пустил пленку назад, опять вперед - и опять что-то записал в блокноте.
А на экране шли титры. И монотонный голос снова завел свою жуткую сказку про хромого вампира мистера Торпа.
И я понял: да, папа не в отпуске, он на работе. И кажется, мы работаем в одном направлении.
Мне стало спокойно, я тихонько вернулся на чердак, поправил сбившееся одеяло сурового мстителя и крепко уснул.
Утро началось рано. Солнце поднялось еще невысоко, роса еще не высохла - и было вокруг свежо и бодро.
Папа разогрел мамин ужин, который стал завтраком, и спросил нас за столом:
– Какие планы, братцы? - По его лицу никто бы не догадался, что он не спал почти всю ночь. Наоборот - он был весел, доволен, будто отлично выспался или хорошо поработал.
– Пошляемся по окрестностям, - скучным голосом сказал Алешка. - Карасей на обед наловим. Только чур - жарить будешь ты.
– Нажарю, - согласился папа. - Так нажарю, что не уверен - станете вы их есть?
– А ты постарайся. Их нужно в муке обвалять и в соли, - подсказал Алешка.
– И шкуру снять, - прибавил я.
Папа удивился:
– Парни, это же не медведь все-таки. Какая у них шкура?
– Чешуйчатая, - ответил Алешка, заглотнув свой чай, и выскочил за дверь.
– Хлеба купите, - успел нам крикнуть папа.
– Куда сначала? - спросил Алешка, когда мы стали изучать расписание электричек на платформе.
– А вот - Рябинки, самая от нас дальняя станция. С нее начнем и будем постепенно к дому двигаться. К обеду вернемся.
Мы взяли билеты до Рябинок и обратно, и еще нам хватило денег на два мороженых.
Дорогой я рассказал Алешке про свой страшный сон и жуткую ночную явь. Он мне тактично посочувствовал:
– Здорово испугался? Я бы со страху помер.
«Так я тебе и поверил», - подумал я.
– А вообще, Дим, у меня хороший способ от страха есть.
– Какой?
– Я одеялом с головой укрываюсь - и все!
Вот еще, стану я с собой повсюду одеяло таскать.
– Рябинки! Выходим!
Платформу Рябинки назвали так не случайно. Она вся утонула в деревьях, а больше всего - в рябинах, на которых уже краснели гроздья ягод. И их клевали гроздья птиц.
Мы тут же спросили у одного симпатичного дядьки, где здесь рынок.
– А вам какой, пацаны?
– А чего - у вас разные? - удивился я.
– Ага. Всякие. Автомобильный есть, это вон в той стороне, автобусом надо ехать. Продовольственный - вон там, через линию. А хозяйственный ищите вдоль шоссе.
– А кассеты для видаков где продают?
– А везде. На всех трех. И еще в поселке. И здесь, на станции, в зале.
Вот это радость! Так нам на обследование только одних Рябинок недели не хватит.
– Пошли на продовольственный, - решил я. - Он ближе всех.
И нам сразу же повезло. Именно на продовольственном рынке мы нашли киоски, где были в продаже ужастики, под теми самыми номерами, из папиного коробка.
В киоске номер 22 я не удержался - уж больно нахальный и грубый парень там торговал - и решил его попугать, а заодно и проверить, все ли у него в порядке. И я сделал умное и строгое лицо и сказал сердитым голосом:
– Налоговая инспекция. Предъявите, пожалуйста, молодой человек, лицензию на право торговли видеофильмами ужасов.
– Лицензию? - Продавец ничуть не испугался, а даже подмигнул мне. - Сейчас будет. - Он обернулся и что-то сказал в приоткрытую заднюю дверь палатки.
Дверь широко распахнулась, и в нее шагнули двое таких бритых амбалов, с такими тупо-угрожающими лицами, в таких широченных спортивных штанах, что нас с Алешкой словно штормовым ветром сдуло.
Очнулись мы от страха аж на шоссе.
– Давно я так не бегал, - пропыхтел Алешка. - Даже никогда. Во, гляди, мы с тобой до хозяйственного рынка добежали. Давай и его проверим. Только без всяких «инспекций». Я теперь два дня бегать не смогу.
«Проверили» и этот рынок. Киоски с кассетами там были, но ужастиками не торговали.
– Я думаю, - сказал Алешка, - что можно ехать домой. И так все ясно. Папе передали список киосков, куда сдает на продажу свои кассеты Грибков. Это элементарно, Ватсон.
– Я только не понимаю, почему из этого надо делать секрет и почему папин Интерпол хочет этот секрет разгадать?
– А ты почему? - спросил Алешка.
– Из принципа, - буркнул я. - Жуликов не люблю.
– Вот и папа тоже. Поехали домой. У нас там дела поважнее.
– Ты чего затеял? Поделись.
– Поделюсь, Дим, - пообещал Алешка. - Когда все обдумаю. Мы им устроим лунную ночь.
Не сомневаюсь. Не завидую. И даже немного сочувствую.
Мы вернулись на платформу и тут же шмыгнули за киоск - из прибывшей электрички вышел наш папа, спрыгнул с платформы, сел в машину, где сидели еще какие-то люди, - и только его и видели.
– Хитрец какой, - сказал Алешка. - На продовольственный рынок поехал. Побежали? Посмотрим?
И мы опять побежали, хотя после той недавней пробежки даже идти было тяжело. Но уж очень хотелось посмотреть, как этот парень будет с папой разговаривать. Насладиться, так сказать, праведной местью. Потому что, гласит народная мудрость, на всякую силу найдется другая сила. Посильнее.
И мы насладились. Вполне.
К киоску с нахальным парнем и с его амбалами мы подбежали как раз вовремя. Правда, папу сначала даже не сразу узнали. Он вдруг превратился совсем в другого человека. Даже очки на носу появились. И стал такой весь из себя вежливый, беззащитный, робкий. Когда такому в автобусе наступают на ногу, он сам извиняется. Три-четыре раза.
Папа подвигал очки, стал близоруко рассматривать выставленные кассеты, а наглый парень презрительно смотрел на него. Мне даже жалко папу стало. Но ненадолго.
Папа вдруг ткнул пальцем в какой-то фильм и о чем-то робко спросил продавца. Тот резко вскинул голову, что-то зло рявкнул в ответ и повторил свой излюбленный маневр.
