Федя Гусь смотрел на озеро, а французский Жюль что-то угодливо объяснял ему и показывал рукой то в один край озера, то в другой. А потом достал какую-то бумажку и что-то по ней прочитал вслух.
Федя Гусь довольно внимательно слушал его и кивал головой, над которой стояло облако синего сигарного дыма.
О чем они говорят, мы, к сожалению, разобрать не могли.
Постояв на причале, помахав руками и что-то обсудив, Федя Гусь и сопровождающие его лица вернулись к машинам. Тут нам удалось подобраться поближе, и мы услыхали фразу, которую Гусь сказал французу уже из машины:
– Значит, завтра в одиннадцать. На причале.
Машины захлопали дверцами, сорвались с места и исчезли, будто их и не было.
А представление на ковре шло своим чередом. И никто вокруг: ни зрители, ни актеры, ни даже мы с Алешкой - и не догадывались, что только что, у всех на глазах, произошло первое действие предстоящей драмы. С захватывающим финалом…
Мы догнали торопливо шагавшего на свою Книжную улицу француза и, делая вид, что не узнали его, болтая и смеясь, шли рядом некоторое время.
– О! - обрадовался он. - Приятная встреча! Как поживает ваша младшая сестренка?
– Когда как, - приветливо сказал Алешка.
– Хороший ответ, - засмеялся Жюль. - Куда торопитесь?
– Никуда, - ответил я. - Гуляем.
Жюль свернул к своему домику и помахал нам рукой:
– Встретимся на танцах, да?
– Вполне возможно.
…Алешка что-то почуял. Что-то складывалось в его голове.
– Завтра, Дим, в одиннадцать, обязательно придем на причал, - сказал он.
– Зачем? - удивился я.
– Я еще сам не знаю. Но чувствую - надо!
Внятно объяснил. И главное - коротко.
Вечером мы опять пошли на дискотеку все втроем. И француз часто приглашал маму танцевать, говорил ей приятные комплименты. Вовсю хвалил ее «старших братьев», и, в конце концов, они с мамой отхватили шикарный приз за лучший танец. Это был диктофон «Сони». Естественно, он достался маме, француз, как вежливый партнер, на него не претендовал. Алешка тут же его забрал.
Задолго до одиннадцати следующего дня мы торчали на причале. Вернее, уселись в нашу лодку, с удочками для конспирации, и вовсю болтали с лодочником.
Разговор незаметно свернул (я позже понял, что это Алешка его незаметно свернул) на белых карасей.
– Я не рыбак, - сказал по этому поводу лодочник, - но от других рыбаков тоже слышал, что в одном водоеме белых и золотых карасей одновременно быть не может.
– А главное, - сказал Алешка, - золотые караси живут по всему озеру, а белые - только в одном месте ловятся.
Но тут разговор наш прервался, потому что на причале появился приветливый Жюль.
– Бонжур! - крикнул ему Алешка. - Мы - на рыбалку, а вы? Хотите с нами?
– Благодарю, - с видимым сожалением отказался Жюль. - Но за мной сейчас придет катер, и я отправлюсь на нем в маленький вояж.
– А вы нас с собой не возьмете? - нахально попросил Алешка. - Прокатиться?
– Это не мой катер, - мягко отказал француз. - Я сам буду гость на его палубе.
– А вы попросите капитана, - мягко настаивал Алешка.
– О! Этот капитан - большой коммерсант в России. Он очень серьезный и деловой человек. Боюсь, что он будет против.
– Жаль, - вздохнул Алешка, и в его глазах француз Жюль прочитал, что младшая сестренка в ближайшее время на дискотеке не появится.
– Не расстраивайся, Алекс, - поспешил Жюль. - Я попробую. - И опять я увидел в его лице какой-то интерес. Будто он вспомнил что-то важное.
Тут над озером заревела сирена, и к причалу помчался белый катер. У самого берега, когда казалось, что он вылетит из воды и так же упористо помчится по суше, катер резко сбавил ход и плавно коснулся причала. Поднятой им волной всколыхнулись, качнулись привязанные лодки и стукнулись бортами.
На палубе катера появилась мощная фигура в белом костюме с золотыми пуговицами и сигарой в зубах. Фигура сделала французу приглашающий жест.
Жюль легко и красиво перескочил с причала на палубу катера, подошел к Гусю и удостоился его рукопожатия. А потом что-то тихо проговорил, указывая на нас.
И бывают же чудеса!…
Гусь внимательно взглянул на меня, на Алешку и… согласно кивнул. Жюль помахал нам и крикнул:
– Добро пожаловать, друзья!
Да, теперь-то уж точно весь пансионат будет уверен, что мы с Алешкой - племянники самого главного бандита в округе.
Ладно, Штирлица тоже все фашистом считали. А он делал свое дело. И мы будем делать свое. Во имя справедливости.
…Мы «захлебнулись от счастья» и перелетели на катер, как воробьи с дерева на забор. Катер и в самом деле был прекрасен. Он весь блестел и весь, даже стоя у причала, стремился вперед. Чтобы преодолевать волны, штормы, опасности.
Везет же бандитам!
Жюль обнял нас за плечи и подвел к нашему «дяде».
– Здравствуйте, - сказали мы. - Спасибо большое. У вас такой прекрасный катер.
– У меня их четыре, - буркнул «дядя» и пыхнул сигарой.
– Где? - оглянулся Алешка.
– Отсюда не видать, - усмехнулся Гусь. - Они в других местах. На Черном море, на Канарах, на озере Байкал…
– И самолет у вас есть? - не отставал Алешка, стараясь сказать что-нибудь приятное в благодарность за приглашение на катер.
Но тут он не угадал. Федя Гусь поморщился и недовольно буркнул:
– Не нужен мне самолет. Не люблю я высоты… - Он не договорил и дал знак рулевому к отплытию.
Катер взревел и, как скакун, рванулся от причала.
Мы с Алешкой присели на боковые кожаные диваны и «замерли от восторга».
Жюль и Гусь стояли неподалеку и негромко переговаривались. То есть говорил Жюль, а Гусь кивал, хмурился и хмыкал. То с недоверием, то одобрительно. И только раз спросил:
– А точнее нельзя?
– Дело было зимой, месье, - стал объяснять что-то непонятное француз. - Снега, лед… Но ориентир довольно точно указан. Линия от креста до большого дуба. А от дуба в направлении креста - ровно четверть лье.
Гусь повернулся к нему всем телом и пыхнул сигарой:
– Четверть кого?
– Лье, месье. Это наша мера длины.
– А по-нашему сколько? - туповато спросил Гусь.
– Я уточню, - пообещал француз.
Гусь пожевал сигару:
– Ну а где крест? И где большой дуб?
Жюль развел руками.
– Ну ищи, - буркнул Гусь. - Я дам тебе лодку с мотором и матроса.
