– Мы ж не бандиты, - вздохнул я.
– А чего ж мы сидим? Когда ломбард закрывается?
– В восемь.
– Пошли скорей. А то опоздаем.
Мы вышли на душную улицу.
– Как думаешь, Дим, - спросил Алешка, когда мы подходили к ломбарду, - Модеста меня узнала?
– Когда?
– Когда мы с Нордом обыск делали. Она сначала зажмурилась вся. А потом только на него и смотрела. Наверное, не узнала.
– Я тоже так думаю. Она вообще никого не узнает. Мы для нее все на одно лицо.
– Тогда можно к ней поближе подкрасться.
– Вряд ли. Она всегда так орет, что на другой улице слышно. Замри! Вот она.
Из ломбарда вышла Модеста Петровна и еще какие-то сотрудники.
– Сигнализацию включили? - спросила она.
– Конечно, Модеста Петровна, - ответили они. - До свидания, Модеста Петровна. Спокойной ночи, Модеста Петровна. - И пошли к метро.
А Модеста села в свой экипаж, приопустила стекло и, закурив, выпустила в окошко струю паровозного дыма.
И тут же, откуда ни возьмись, робко возник бывший охранник Хорьков.
– Не, ну, Модеста Петровна, - занудил он, подойдя к машине. - Не, ну не по делу вы распорядились. Случайность такая вышла…
– Собачки испугался! - Модеста даже дверцу распахнула. - Зачем ты мне нужен такой! А ведь я тебя как родного сына приветила! В твоей дурацкой Перловке квартиру тебе сделала! К немцам пристроила! А ты? Тьфу на тебя! Скройся!
– Ну, Модеста Петровна… Я ж для вас такое сделал… Это ж тюрьмой пахнет. - Тут он немного преобразился. - А если что, один сидеть не буду!
– Будешь! - взвизгнула Модеста. - Как миленький! Я ни при чем! Я знать ничего не знаю! Кто он такой? Куда вы его дели? Мое дело - сторона!
– Ну, как хотите, - Хорьков отступил в тень. - Поеду сейчас к себе. И выпущу его на все четыре стороны.
– Выпускай. Он сразу к ментам пойдет.
– Ну и пусть! Скажу: ты, парень, зла не держи. По ошибке вышло. Модеста на тебя навела. Приказала.
– Ах так? - мне показалось, что она сейчас взорвется и разлетится на куски. Не взорвалась. Даже наоборот. - Ну, ладно. Прощаю на первый раз. Езжай в свою Перловку. И гляди там…
– Есть! - он вытянулся, как рядовой перед генералом. - Будет сделано!
– Молчит? - спросила Модеста.
– Молчит пока. Придуривается.
– Жрать не просит?
– Упрямый.
Модеста злобно хихикнула.
– Ты его покорми. Селедочкой, огурчиком соленым. А пить не давай.
– Будет сделано! Здорово придумано! Спокойной ночи, Модеста Петровна!
И он весело потопал за угол. А Модеста завела машину и поехала домой. Это значит, обогнула наш дом и въехала во двор. Она на работу пешком не ходила.
И мы за ней не пошли. Знали: ничего нового там не будет. Поставит машину задом к детской песочнице, с кем-нибудь поскандалит, а потом выведет Жужу на детскую площадку. И поэтому мы пошли за Хорьком.
Стемнело. Деревья кругом, кусты. Помоечные контейнеры. Ракушки. Машины. Поэтому следить за Хорьком было нетрудно. И мы скоро поняли, куда он шагает.
Возле немецких домов он закурил и постучал в окошко будочки. Из нее вышел его напарник - Жлоб. Они о чем-то начали говорить.
Подобраться поближе нам никак было нельзя - место открытое, ни помойки, ни ракушки. И мы решили: пройдем нахально мимо, беззаботно и увлеченно беседуя. Может, что-то и услышим. Хотя то, что мы уже услышали, нам многое открыло.
Идем с Алешкой, лялякаем, а ушки - как локаторы. Охранники так увлеклись разговором, что на нас - ноль внимания. Ну и мы на них вроде тоже. Приближаемся… Поравнялись… Удалились…
Переглянулись.
Вот что услышали.
– …Вы, Модеста говорит, чтоб завтра все узнали! Мне, говорит, ждать некогда!
– Ты куклу-то включать пробовал?
– Пробовал. Не включается. Не летает.
– А ты ее подбрось. Вдруг полетит.
– А разобьется? Модеста нас тогда в грязь размажет.
– Ну ты тряси его. Дело выгодное. А куклу Модесте сдай, на всякий случай.
– Лады. Поехал. Клиента селедкой кормить…
И они расстались.
Идти за Хорьком мы не решились. Наверняка уж он обратил бы на нас внимание. Да и куда за ним ехать? Что за Перловка такая? У нас и денег-то нет. И мама забеспокоится.
– Ладно, Дим, - сказал Алешка. - Мы и так все узнали. Найдем эту Перловку и такой тарарам им устроим. Три года будет сниться!
Мама нас встретила очень радостно. Соскучилась.
– Прелесть какая! - сказала она. - Я бы эти газеты так ровно ни за что бы не поклеила. Папа будет рад.
– Ага, - сказал Алешка. - Будет по нотам свой гимн петь. Мам, а ты не знаешь, где пшенка?
– А тебе зачем? Рыбок кормить?
Алешка - глазами хлоп-хлоп.
– Да нет, мам. Город такой - Пшенка… Или Манка?
– Перловка, - объяснил я, давясь от смеха.
– Так бы и сказали, - немного обиделась мама. - А то морочат голову. Пшенка эта… Ой! Перловка. Станция есть такая. По Казанской дороге. А тебе зачем?
– Надо!
– Да, - вздохнула мама. - Проще не скажешь. - И ей опять, наверное, захотелось стать рыбкой.
– Мам, а эта… Перловка, она далеко?
– Я точно не помню. Мы с папой как-то в молодости туда летали. В отпуск. К его друзьям. Там так красиво! Просто прелесть! Тайга, величавые реки. Олени в нартах. Икра в лоханках.
– Супердень, - прошептал Алешка.
– Мам, ты что? - спросил я. - Какие олени?
Я этого перловского Хорька никогда на оленях не видел.
– Какие олени? - переспросила мама. - Рогатые, - она пожала плечами. - А икра - красная. Мы ее столовыми ложками ели.
Тут я что-то начал понимать. И пока Алешка разбирался с оленями в лоханках и с икрой в нартах, пошел в кабинет, долго рассматривал папину карту. И нашел-таки эту мамину Перловку. Далеко в Сибири. Посреди зеленой тайги и меж величавых синих рек.
Я вернулся на кухню.
– Мам, а в твоих воспоминаниях поближе никакой Перловки нет?
– В моих - нет. У папы спросите. Кстати, вы обещали к его возвращению кабинет в порядок привести.
А мы, кстати, и не обещали.
– Ага, - сказал Алешка. - Обязательно. А дядя Степа флейту достал. Мы его позовем. Он по этим нотам сыграет папе его милицейский гимн. Здорово?
Мама отозвалась не сразу. И осторожно спросила, на всякий случай:
