Оценить воздух было трудно по причине черного дыма, валившего из костра, но вновь прибывшие не стали спорить.
– Димыч, молодец, что пришел! – Вася перешел от Витали к интерьер-дизайнеру. – Сто лет вас не видел, ребята!
– Васька Монастырь! Живой! – не мог успокоиться Щанский. – Сэм спрашивал про тебя, и ни одна сука не знала, куда ты девался! Ну, теперь все, теперь я с тебя глаз не спущу! Мы же все против тебя тьфу! Дилетанты! Я же помню твою девочку на качелях! А сторожевая башня! Семка небось давно ее загнал, капиталист гребаный! Я еще и Кольку приведу! Помнишь Кольку Башкирцева, этого подкаблучника и засранца? Пусть посмотрит, что такое настоящий художник!
– Давайте за встречу! – провозгласил Сэм. – Димыч, до дна!
Дима Калягин молча улыбался. Был это небольшой человек с приятным лицом и внимательным взглядом. Кубик, выделив его из всех, стоял рядом и умильно вертел хвостом.
– У нас с собой тоже есть! – объявил Виталя Щанский и полез в объемную сумку.
И пошло-поехало. Тосты следовали один за другим, закуска таяла с молниеносной быстротой, пустые бутылки, звеня, отправлялись под стол. Пили за дружбу, альма-матер, прошлое и будущее, творчество, присутствующих дам – стоя, с оттопыренным локтем, до дна! Татьяна, можешь сидеть! И женщин вообще – тонких, нежных и понимающих, каких нет в природе.
Кустодиевская женщина Татьяна на правах хозяйки не успевала нарезать хлеб и колбасу. Костер уже не дымил, а горел чисто и ярко, уютно потрескивая. Небо из голубого превратилось в белесое, вечерней сыростью потянуло из оврага. И первая звезда зажглась над деревьями. А встреча друзей все продолжалась.
Наконец откланялся Николай Сергеевич, напомнив, что завтра в семь начинаются ремонтные работы. Сэм вызвал ему такси. С архитектором убыла Татьяна, строго наказав залить костер водой, а то «знаю я вас»!
– Ну, бабища! – не удержался Виталя Щанский. – Громобой! – Он изобразил в воздухе волнистую фигуру и дернул чреслами. – Смотри, Васька, такая как приголубит, мало не покажется! Поперек себя шире!
Пьяненький Вася только улыбался. Ему было хорошо.
– Могу помочь с интерьером, – подал голос Дима Калягин. – И двор нужно привести в порядок. Дом твой?
– Мой, – ответил Вася.
– Место хорошее, спокойное, соседей нет!
– Ага, спокойное, – поддержал его Виталя, – хрен найдешь! Мы тебя, знаешь, сколько искали? Продирались через какие-то колючки, кучи дерьма, битый кирпич! Сплошной сюр. Ты бы хоть указатели поставил. «Дом творчества Паскудовка», или там «К Ваське Монастырю», направо, налево, вокруг мусорной кучи и дальше на фиг! Я говорю Димычу, что делать? Не живут здесь! А он идет молча, как терминатор! И вдруг дым! Пожар, говорю, сворачивай, Димыч, а то сгорим к чертовой матери! И тут вдруг изба открылась, и вы под деревом в интерьере! – Он развел руками: – Вуаля! А что, ребятишки, в этом что-то есть, своя сермяга, как говорится. А то город уже во где сидит! – Он резанул себя ребром ладони по горлу. – Буду приезжать сюда на каникулы, хрен найдут! Достали уже! Бабье, недоросли, клиенты. Если Васька не против. И все пучком!
– Не против! – отвечал счастливый Вася. – И Димыч пусть приходит! Места много, всем хватит!
Сэм только вздохнул от такой простоты….
Глава 15
Откровенный разговор
Шибаев не звонил Ирине. Не решил еще, как себя вести и что говорить. Не хотел создавать ей дополнительные проблемы. Ему не пришло в голову, что он может оказаться тем единственным человеком, с кем ей будет легче, чем с другими, в силу того, что они так мало знакомы. Ведь постель, как сказал один остряк, еще не повод для знакомства. Он выжидал. Через два дня она позвонила сама и сказала: «Саша, я хочу тебя видеть…»
Они встретились на той самой улице, где он спасал ее от хулиганов и где началась их история. Ирина пришла раньше и ждала, внимательно рассматривая чахлую клумбу под окнами углового дома. Завидев Шибаева, она кивнула ему и пошла по улице до первого переулка, куда и свернула, – не хотела, чтобы их видели вместе. Он шел за ней, отстав, охватывая взглядом ее фигуру, испытывая странное дежавю – так же он ходил за ней почти неделю до того, как все завертелось в убыстряющемся темпе.
Темнело, заморосил мелкий дождь. Она привела его в старый блочный дом, поднялась по нечистой лестнице на четвертый этаж, открыла дверь и стояла на пороге, дожидаясь. В тусклом свете прихожей Шибаев увидел, как она изменилась. Лицо осунулось и постарело, глаза смотрели затравленно.
– Эта квартира?..
– Это моя квартира, родительская.
– А они…
– Они давно не живут вместе. Мама в Польше, отец в Крыму. А квартира стоит пустая. Проходи.
И снова он пошел за ней, испытывая все ту же странную неловкость. Стандартное жилище не очень богатых людей. Диван, сервант с хрустальными рюмками, тусклый ковер на полу. Здесь действительно не жили: на всем лежала печать запустения, шторы были задернуты раз и навсегда – складки казались вырезанными из камня, мебель покрыта слоем пыли.
Шибаев сел на диван, затрещавший под ним. Ирина не предложила ему раздеться, забыла, видимо, и теперь он сидел, сунув руки в карманы плаща. Молчал, выжидающе глядя на нее, испытывая неопределенность, причину которой затруднился бы объяснить. Он много думал о том, что произошло, и теперь не собирался ничего ей облегчать.
Она села рядом, впервые взглянула ему в глаза и сказала:
– Саша, у меня большое горе, Толю убили…
Шибаев молчал.
Ирина заплакала. Слезы текли по ее лицу, она вытирала их ладонями. Он подавил в себе желание принести ей салфетку.
– Меня подозревают. Они требуют алиби, а я была в городе, одна. Толю убили в доме в Ольшанке, позавчера. Я даже не знала, что он вернулся. Я не была там с тех пор… В последний раз мы там встречались с тобой… Он не сообщил мне, что прилетает. Им это кажется подозрительным, они думают, он хотел застать меня врасплох…
Она смотрела на него с надеждой, ожидая, как милостыни, сочувствия, но он ничего не мог предложить ей и молчал угрюмо.
– Мне даже не с кем поговорить. Они думают, это я… Я тогда тебе сказала, что у нас все в порядке, чтобы ты не думал… будто я чего-то жду от тебя. Это неправда. Мы плохо жили. Он хотел развода, у него была женщина. Он сказал, что она ждет от него ребенка. А у меня не может быть детей. Я не соглашалась на развод, просила, плакала… унижалась. В Испании он был с ней. Все об этом знают, его друзья и на работе, он всюду бывает с ней… Он нанял адвоката Рыдаева, говорят, страшный человек! Моя жизнь рушилась, я была в отчаянии! И они это понимают, они уже допросили его сотрудников, считают, у меня есть мотив…
– Кто ведет дело?
– Со мной говорили двое. Капитан Астахов и полковник Кузнецов. Астахов не скрывает, что считает меня убийцей. Кузнецов – обходительный, вежливый. Как в романе, добрый следователь и злой следователь. У меня нет алиби, Саша. Они расспрашивали об отношениях с мужем, и я чувствовала, что они все обо мне знают. Толя был известный в городе человек. Они спрашивали о моих знакомых мужчинах. Но я не убивала Толю! Господи, абсурд какой-то! Я уже смирилась с тем, что он хочет бросить меня. Я никогда его не любила и замуж шла без любви… Это мне в наказание…
