Когда праздники какие отмечали — ну там Новый год, Восьмое
марта — веришь ли, плакать хотелось! А тут — директор, да мужчина видный, да
одет хорошо, да непьющий… Как тут глаз не положить? Но, — Валентина сделала
строгое лицо, — вот тут директор был — кремень! Ни с кем и ничего, никогда
и нигде.
Ты же знаешь, в школе все на виду, так вот, про него даже
никаких сплетен не ходило.
— Кристальной души человек… — усмехнулась Надежда.
— Точно! И мы так думали! — обрадовалась
Валентина. — Да только все это фуфло одно оказалось. Вот слушай. Значит,
уволилась я, а через год примерно встречаю одну учительницу, Веру Самохвалову.
И рассказывает она мне такое, что просто дух захватило! Оказывается, что
директор-то, святоша наш, специалист по малолеткам! На взрослых женщин он и
смотреть не может, его от них тошнит и пучит, а может он только с девочками, с
ученицами…
— Гадость какая! — поморщилась Надежда. — А
как же жена его все это терпела?
— А она не знала, он, понимаешь, очень удачно
маскировался под порядочного человека! А как все вскрылось-то? Он все тихой
сапой действовал, девчонки молчали, и только одна оказалась смелая. Он к ней
прямо в кабинете приставать начал, так она не растерялась, выскочила как была —
и в крик! Тот от всего отпирается — мол, врет она, не было ничего! Но у
девчонки оказался крутой папаша, ему рот было никак не заткнуть! Он такое дело
раздул! Во все места жалобы накатал! В прокуратуру, в милицию, в газету и в
РОНО! Статья была в газете разгромная. До этого-то директор твердо держался,
все хотел свое честное имя восстановить. А как статья-то появилась, то родители
под окнами школы просто митинг устроили! И детей стали из школы забирать.
Ну РОНО быстро отреагировал — поперли его из школы без права
работы. Жена из дома выгнала с позором. И поделом ему, подлецу такому!
— Что же его не посадили, раз в милиции и в прокуратуре
дело завели? — спросила Надежда, вся история, рассказанная Валентиной,
внушала ей некоторые сомнения.
То есть Валентина, конечно, не врет, ну разве, может,
чуть-чуть преувеличивает. Но сведения у нее непроверенные. И где гарантия, что
та училка, от которой Валентина получила сведения, не наболтала лишнего по
злобе или зависти? Конечно, историю такую из пальца не высосешь, но все же дико
как-то: Приличный мужчина, директор школы, и вдруг такое… То есть все может
быть, но дело в том, что в школе скрыть ничего невозможно. Уж догадались бы
учителя раньше.
— Странно все же, — задумчиво пробормотала
Надежда, — насколько я знаю, уж если из школы выгнали по статье, то
прокуратура бы так просто от него не отвязалась.
— Ну так отмазался, — Валентина махнула
рукой, — не знаешь, что ли, какие у них там порядки? Все время по
телевизору показывают… Сунул много денег, вот дело и закрыли.
— Откуда у него много денег? — возразила
Надежда. — Ты видишь, как он выглядит. Одет кой в чем, сам какой-то
болезненный, худой, бледный…
— Так это сейчас, — не уступала соседка, — а
раньше…
— Знаю, раньше он был ого-го! — перебила
Надежда, — Так то раньше… Точно, что его жена выгнала?
— Точно! — убежденно сказала Валентина. —
Ушел из дома с одним маленьким чемоданом. Он жил-то раньше через двор от школы,
так что там все соседи были в курсе…
— Я себе представляю, — тихонько пробормотала
Надежда, уже за одно это следовало пожалеть несчастного Сергея
Ивановича. — Вот видишь, — сказала она, — раз жена выгнала,
стало быть, отказалась помогать, а у него денег не было. Что-то мне
подсказывает, что будучи директором, он взяток от родителей не брал.
— Точно! — согласилась Валентина. — Чего не
было, того не было.
— Так что вопрос с прокуратурой остается открытым.
— Я что знала, то и рассказала, — обиделась
Валентина, — хочешь верь, хочешь не верь…
— Да я верю… — рассеянно проговорила Надежда, глядя на
женщину с кулоном. — И куда он ушел-то, к кому, раз уж ты все знаешь?
— Ой, я же самое главное забыла рассказать! —
спохватилась соседка. — Ведь он же к бабе ушел! Представляешь, нашлась
такая, которая его подобрала и жить к себе пустила!
— Вот как… Стало быть, жена, проживши с ним много лет,
сразу же поверила во все плохое, а посторонняя женщина не поверила…
— Брось ты, Надя, — убежденно сказала
Валентина, — просто некоторым женщинам так замуж хочется — готовы за
Чикатило выйти!
Надежда присмотрелась к женщине на фотографии с усталыми
глазами. Вряд ли такая женщина хотела выйти замуж за Чикатило.
Что-то подсказывало Надежде, что она если и хотела выйти
замуж, то только за одного человека — за бывшего директора школы Сергея Ивановича
Лунгина, Следовало срочно поразмыслить, как поступить дальше. И еще следовало
срочно выставить Валентину, поскольку никакой ценной информации из нее больше
не выкачать. Как говорится, мавр сделал свое дело, мавр может уходить…
Тут очень кстати раздался телефонный звонок. Звонила Алка
Тимофеева и в присущей ей весьма бесцеремонной манере интересовалась, когда она
получит назад свой компьютер.
Дескать, голова пухнет от мыслей, давно пора донести их до
людей. И не может ли Надежда, которой все рано нечего делать, привезти
компьютер Алке домой.
Надежда молча проглотила оскорбление — подругу нужно
принимать какой есть — и согласилась приехать, поскольку в процессе разговора
ей пришла в голову мысль, что Алка, много лет проработавшая в школе, вполне
может знать Сергея Ивановича Лунгина. Ну не слишком близко, но все же наверняка
они сталкивались на всяких учительских конференциях и общегородских педсоветах.
Валентина забрала сахар и упорхнула, если можно применить
этот глагол к женщине ее габаритов. Впервые после ухода соседки Надежда не
вздохнула с облегчением.
Надежде Николаевне Лебедевой всегда присуще было чувство
благодарности.
Она заперла за Валентной дверь и вспомнила, что у нее есть
сегодня еще одно неотложное дело, даже два. Нужно было съездить проведать Дика,
овчарку покойного Ильи Константиновича. Надежде вчера очень не понравился
больной вид собаки. Что она будет делать, если Дику совсем плохо. Надежда
старалась не думать.
Вторым делом был поиск местного алкаша Чугуева и выкуп у
него золотой цепочки. Надежде казалось очень важной эта история с цепочкой, тем
более что сегодня, усердно разглядывая экран компьютера, она убедилась, что
кулон, а стало быть, и цепочка — те самые, принадлежат женщине с усталыми
глазами.
Вспомнив, как она кормила сенбернара Арчи, Надежда сварила
кастрюлю густой овсянки, добавила в нее вчерашнего супа с приличным куском мяса
и большой аппетитной костью и налила все это в судок. Кроме того, в кладовке
она нашла полпакета оставшегося от того же Арчи сухого корма, сложила все это питание
в сумку и отправилась на вокзал.
