Бывший посланник Джон Кудай пишет о своей встрече с
Гитлером. У диктатора был диспептический вид, выдающий напряжение и предельную
усталость. Волосы его быстро седеют. Поражает бледность лица и безжизненность
рук.
«Тайм», 20 июня 1941 г.
Итальянские газеты напечатали высказывание Бенито Муссолини:
«Эта война приобретает характер войны двух миров».
Мы видим, что тоталитарный мир организуется для решительной
битвы, и Россия будет его неотъемлемой частью, несмотря на появляющиеся
сообщения о том, что Гитлер выкручивает Сталину руки...
30 июня 1941 г.
Пока остальная Россия, припав к своим пушкам, ждала
завоевателя с Запада, ученые на Востоке, в Самарканде, проникли в гробницу
самого могущественного завоевателя всех времен Тамерлана Великого. Под
трехтонной мраморной глыбой и под еще двумя грубыми глыбами гранита был
обнаружен гроб, в котором лежал император в своих расшитых золотом одеждах. За
исключением головы, скелет хорошо сохранился. Ученые подтвердили догадку
филологов: правая нога завоевателя была короче левой...
7 июля 1941 г.
Наш корреспондент в Токио после путешествия через Россию
сообщает: шесть недель назад бородатый крестьянин-колхозник в деревне
неподалеку от Москвы сказал мне: «Когда же наконец немцы придут навести
порядок?»
14 июля 1941 г.
Финны вздыхают, что снаряды русских пожгли сосновые леса
вокруг Ханко – их любимого места отдыха в летнее время...
Румыны, хоть и зачарованные перспективой что-нибудь стащить
у России, очень обеспокоены высадкой советских парашютистов на нефтяных полях
Плоешти. «Железная гвардия» ответила на высадку истреблением 500 «еврейских
коммунистов»...
К количеству потерь обе стороны относятся небрежно. Немцы
сообщили, что лишили русских 600 тысяч солдат. Русские на следующий день, чтобы
не отстать, объявили об уничтожении 700 тысяч немцев. Немцы немедленно подняли
число до 800 тысяч. Русские ответили на это – 900 тысяч.
В центре Мадрида стоит статуя Нептуна с трезубцем. Кто-то из
вечно голодных испанцев повесил на нее плакат: «Дайте хоть что-нибудь поесть
или заберите вилку!»
«Дейли Миррор», 20 июля 1941 г.
Если и был такой человек, кто поднял стартовый пистолет и
возвестил начало новой мировой войны, то этим человеком был товарищ И.Сталин...
Как бы нам обойтись без этого лицемера?..
«Телеграф», август 1941 г.
Женские брюки впервые появились в большевистской России...
Снобы на летних курортах Британии и США нашли эту моду привлекательной и
придали ей блеск... Это еще один пример того, как много общего между
коммунизмом и плутократией...
Германское агентство печати DNB
Линия Сталина прорвана в нескольких местах. Советские войска
отступают в полном смятении, руководство не способно восстановить порядок...
Совинформбюро
Результаты первых трех недель войны свидетельствуют о
несомненном провале гитлеровских планов блицкрига...
«Тайм»
...Многое свидетельствует о том, что как немцы, так и
русские лгут...
Сталин доверил Ленинград Климентию Ворошилову, Москву Семену
Тимошенко, Киев Семену Буденному...
Немецкие войска гордо объявили о захвате мамонтоподобного
120-тонного танка «Слава Сталину». Гигант развивал скорость 6 км в час...
Антракт II. Комнатная магнолия
Фикус презирал (с тем же успехом можно сказать «презирала»)
соседствующий с ним горшок герани. Ну, разумеется, не сам горшок, а куст,
произрастающий из горшка. Герань казалась (казался) ему (ей) бездуховной,
бессмысленной тварью. Он не получал от нее никаких сигналов. Иногда он
поворачивал свои жесткие листья ребром к ней. Все напрасно, никакого ответа. От
комода с вышивками и то больше пользы. Оба растения стояли у окна в квартире
стрелка Колымагина, что в Петровской слободе. На подоконнике им соседствовала
гнуснейшая слизистая плюха в трехлитровой банке, именуемая «гриб». Этот занят
был лишь одним – продуцированием сомнительного «сока» на опохмел Колымагину.
Фикус вообще отвергал существование «гриба», как отвергали его родственные души
Палеологи залетающих в окна дворца мух с магометанского базара.
Фикус научился смотреть в окно поверх гриба и видеть там то,
что ему почти всегда нравилось: кирпичную дорожку к калитке с выломанной доской,
два ведра вверх дном на заборе, цинковое корыто с замоченными тряпками, бочку с
песком для унылых противопожарных целей, зеленые помидоры, вечной недозрелостью
согнувшие свои увядшие стебли, проскальзывающих грязненьких мышек – всю эту
атмосферу юдоли, заброшенности срединной земли, на которой в некие веки
неизвестно почему вдруг возгорелся великолепный ствол огня и произошло слияние
двух его начал – предтропического и предполярного, то есть греков и варягов.
Первое вспоминалось в закатные вечера, когда случалось
редкое в Москве явление и горизонт на западе оказывался чист. Тогда вдруг нечто
весьма отдаленное выплывало: мрачная гордость царевны, всеми оставленной у
монастырского окошечка в ожидании кинжала, потом шаги по булыжникам въезда,
закат, отсвечивающий в кирасе любимого, вернувшегося с победой из-под Азова.
Или с поражением, какая печаль? Важно, что перехватывает под титьками,
забывается царство, лишь бы распахнуться перед Рюриковичем, лишь бы продолжить
род. Освободи, князь! Ведь не сохнуть же моим византийским чреслам в
монастырской келье, ведь не обращаться же при жизни в бесплодную комнатную
магнолию, сиречь фикус.
Варяжское же начало растения, естественно, ликовало при виде
первого снега, покрывающего дорожку и забор, и открывшейся после падения
листьев плоской шапки потешного дворца.
– Эхма! – восклицал обычно в эти часы стрелок Колымагин
и, хоть совал в горшок к подножию бывшей магнолии свою цигарку, все же был
любим, напоминал каких-то выплывающих из-под снегопада отцов или дядьев, иногда
даже и с татарским резвым прищуром.
– Вы бы прекратили совать в растения свой гнусный
«Прибой», – проговорила хозяйка, словно прошелестела сухая саранча.
– Жаль, нам не разрешают брать домой табельное
оружие, – ответил стрелок Колымагин. – Бля буду, прикончил бы тебя,
бляху!
– С вас станется, урод, алкоголик! – свистела саранча.
– Бля буду, запалю твою хибару! – рычал Колымагин,
загоняя хозяйку в угол, выкручивая ей руки и ноги. – Партбилет положу, а
покончу с хавирой!
Однажды дом и впрямь полыхнул, а вместе с ним и комнатная
магнолия. Слияние предтропического и предполярного лишило ее способности
плодоносить, однако она (он) мог (могла) великолепно сгорать.
