Без всякой прелюдии он хватал ее за груди, нажимал на
клитор, как на педаль газа в автомобиле, и, засадив в нее стручок, сразу же
переходил в галоп. Впрочем, ей это было не внове, так вели себя и все другие ее
любовники. Ни одному из них и в голову не приходило попытаться материализовать
ее фантазии.
Тамзин порывисто встала и подошла к окну офиса,
располагавшегося на третьем этаже особняка в стиле эпохи Регентства в центре
Уэст-Энда. Обледенелые голые деревья, похожие на скелеты, запорошенная снежком
трава во дворе и парочка нищих, устроившихся на скамейке с баночками пива в
руках, — все это не способствовало поднятию у нее настроения. Какая-то
усталая пожилая женщина с пакетами, наполненными покупками, присела отдохнуть
на скамью. К ней устремились нахальные голуби в надежде, что им перепадут
крошки от ее сандвича. Женщина развернула упаковочную пленку и стала жевать.
Лицо у нее оставалось унылым и утомленным.
Созерцая эту невеселую картину, Тамзин в очередной раз
задалась вопросом, что с ней происходит. В последнее время она стала получать
большее удовольствие от мастурбации, чем от совокупления с любовником. Что это
— психическое отклонение или сексуальная распущенность? Может быть, она
извращенка?
Любовники всегда быстро ей наскучивали, возможно, потому,
что она разочаровалась в мужчинах, когда-то представлявшихся ей богоподобными
существами. Она мечтала о героях, но вскоре обнаружила, что это колоссы на
глиняных ногах, вернее — обыкновенные смертные. Потрясение оказалось столь велико,
что ей пришлось обратиться за помощью к психоаналитику.
Тот объяснил, что это последствие безотцовщины, и был прав:
после того как родители развелись, мать мешала ее общению с отцом. Родители уже
давно умерли, но она так и не освободилась от детских комплексов и не
чувствовала себя независимой. Знакомая гадалка сказала, что в нее вселился злой
дух и нужно его изгнать.
Она больше не идеализировала мужчин, розовая пелена спала с
ее глаз. Порой ей казалось, что она превратилась в циничную шестидесятилетнюю
старуху, хотя лишь недавно отпраздновала тридцатилетие. Тамзин родилась под
знаком Весов, осенью, когда правит Венера — богиня любви. Так почему же до сих
пор в ней не пробудилось это чувство?
Тамзин вздохнула и, вернувшись к столу, присела на его краешек,
зябко поежившись. Отполированная столешница холодила промежность,
разгорячившуюся под колготками и шелковыми трусиками. Ее вдруг окатило жаром,
клитор ожил, требуя ласк.
Тамзин просунула под юбку руку и сжала свою упругую гладкую
ляжку. Она медлила, раздумывая, не попробовать ли ей удовлетворить себя, не
снимая белья? В офисе она была одна, и никто не помешал бы ей насладиться
мастурбацией, почувствовать, как атлас трется о половые губы и впитывает ее
соки, как воспламеняется любовный бутон.
Срамные губы набухли и раскрылись подобно лепесткам дикой
орхидеи. Беспокойство, не покидавшее Тамзин на протяжении всего дня, стало
невыносимым. Ей требовалось выплеснуть эмоции, предаться чистому сексу, не
ограниченному обязанностями и не омраченному чьими-то навязчивыми попытками
превратить ее в покорную жену.
Она долго и упорно добивалась поста главного редактора
элитного журнала и не собиралась отдавать его без боя. Закалку она получила,
еще учась в колледже, когда редактировала ежеквартальный журнал студенческого
совета. Тамзин не позволяла обращаться с собой как с человеком второго сорта и
ежедневно доказывала всеми своими поступками, что ни в чем не уступает
мужчинам. Работу она всегда ставила выше удовольствия и готова была не
колеблясь пожертвовать едва наладившимися отношениями с мужчиной, если он
угрожал ее карьере. Ох уж эти мужчины, вздохнула она и поморщилась.
Стоило ей только вспомнить о них, как один из представителей
этой враждебной части человечества, Майк Бишоп, сотрудник ее журнала, без стука
вошел в ее кабинет, видимо, полагая, что его сногсшибательная внешность дает
ему право не церемониться с представительницами слабого пола, какое бы
положение в обществе они ни занимали.
— Нам нужно поговорить, — безапелляционно сказал
он с порога.
— Разве Диана не предупредила тебя, что я
занята? — строгим тоном спросила Тамзин, решив сразу же поставить наглеца
на место. Он мог застать ее за дискредитирующим интимным занятием, и тогда… Она
густо покраснела, представив, что бы случилось, если бы Майк застал ее за мастурбацией.
Интересно, как бы он повел себя? По спине у нее пробежали мурашки.
— Ее не было в приемной, когда я вошел. Твоя святая
святых осталась без цербера! — с нахальной ухмылкой ответил Майк, окинув
Тамзин своим коронным раздевающим взглядом, от которого млели все сотрудницы
редакции.
Она почувствовала приступ раздражения, в основе которого
лежало как ее несогласие с его воззрением на редакционную политику «Химеры»,
так и неконтролируемое вожделение, которое он пробуждал в ней. Сексуальность
сочилась из всех его пор, и теперь у нее потекло из влагалища, а соски
зачесались, кровь зашумела в ушах, а на виске набухла жилка.
Конфликт между ними продолжался уже несколько месяцев.
Тамзин проводила феминистскую редакционную политику, Майк выступал за более мягкий,
компромиссный подход. Они яростно спорили на производственных совещаниях, а
потом избегали друг друга, терзаясь постыдным желанием вступить в половую
связь, но не решаясь признаться в этом.
Ощупывая взглядом ее волнующиеся груди, Майк проникновенным
баритоном произнес:
— Я обожаю это время года, когда затихают суетные
страсти и люди задумываются о вечных ценностях, готовясь к Рождеству. Думаю,
что и твоя верная Диана пошла в магазин покупать подарки к празднику. В конце
концов, она имеет на это право в обеденный перерыв.
— Тебе что-то нужно, Майк? — холодно спросила
Тамзин, делая вид, что разглядывает фотографии.
— Я хотел поговорить с тобой об обложке, — сказал
он, присаживаясь на стул напротив нее. — Ты видела фотографию Ясмин?
Тамзин взглянула в его жгучие карие глаза, способные, как
поговаривали в редакции, читать чужие мысли, и потупилась, сжав ноги.
Любопытно, догадался ли он, какие мысли бродят у нее в голове? Может быть, он
хочет овладеть ею прямо в кабинете? Ничего у него из этого не выйдет! Она
беспокойно заелозила на взмокшем кожаном сиденье и спокойно ответила:
— Да, я их видела.
— Ну, и каково же твое впечатление?
Майк продолжал сверлить ее насмешливым взглядом, понимающе
ухмыляясь.
Она почувствовала, как на щеках у нее выступают алые пятна,
как это случалось с ней всегда, когда они с ним оставались наедине и заводили
многозначительные разговоры, полные открытых намеков, недомолвок и
двусмысленностей. В такие мгновения между ними возникала невидимая связь, по
каналам которой они обменивались флюидами, а воздух сгущался и
наэлектризовывался.
— Она потрясающе эффектна, — наконец проговорила
Тамзин.
