— Какая прелесть твоя киска! Обожаю ее и, хочу нарисовать.
Член его подрагивал в кулаке Тамзин.
— Полегче, подруга! — сказала ей Дженис. —
Ему еще рано кончать. Сперва нам с тобой нужно получить удовольствие.
Стоя возле гамака, она широко расставила ноги, и он просунул
ей во влагалище палец. Мышцы на икрах и бедрах Дженис напряглись, ноги ее стали
еще более привлекательными. Деннис поковырял пальцем в ее недрах, извлек его
оттуда и понюхал.
Затем он сунул руку в промежность Тамзин и стал теребить
пальцами складки ее половых губ и тормошить клитор, еще не успокоившийся после
стимуляции Май-ком. Она зажмурилась и начала тереться лобком о его кисть.
Дженис подошла к ней и стала ее раздевать. Вскоре на Тамзин
не осталось ничего, кроме чулок и резинок. Деннис пожирал обеих красоток
плотоядным взглядом, мысленно отмечая достоинства каждой из них. Ему доставляло
истинное удовольствие рассматривать их влажные щели между срамными губами,
ласкать взором набухшие клиторы, чувствовать, что они обе готовы отдаться ему.
Этот миг соития должен был стать пиком всей вечеринки, приготовленной с большой
артистической выдумкой и оригинальным эстетическим вкусом. Именно этих двух
птичек художник и собирался оставить себе на десерт. И вот они здесь, они
трепещут от вожделения, источая божественные ароматы. О лучшей награде за свои
труды Деннис не мог и мечтать.
Подруги переглянулись и, вытянув руки, стали ласкать друг
другу груди. Их влагалища сжались от удовольствия. Подгоняемые страстью, обе
забрались в гамак, крепко-накрепко привязанный к стене специальными канатами.
Сетка провисла. Деннис поцеловал Дженис и спросил:
— Она впервые участвует в игре для троих? Какая же ты
умница, что привела ко мне эту прелесть!
Тамзин и Дженис начали ласкать друг друга с еще большим
пылом. Их конечности переплелись, соски отвердели, а клиторы разбухли. Оргазм
был уже близок. Угадав желание Тамзин, Деннис поднял ее на своих сильных руках
и, уложив на себя спиной, стал тискать ее груди, раздвигая коленом ноги. Она
замерла в сладостном ожидании. Могучий художник приподнял ее и насадил анусом
на пенис. Слезы радости, благодарности и облегчения брызнули у нее из глаз. Она
почувствовала себя бабочкой, насаженной на булавку опытным коллекционером.
Фаллос заходил по ее заднему проходу, словно поршень паровой машины. Художник
сжал руками ее бока и принялся рывками приподнимать и опускать ее на свой
чудесный жезл.
Вытаращив глаза и раскрыв рот, Тамзин замотала головой. Из
груди ее вырывалось хриплое учащенное дыхание, по подбородку текла слюна, и
чем-то липким и горячим вскоре перепачкались ляжки. Закинув голову, она уронила
ее Деннису на плечо, сжав в кулаке его мошонку. Он теребил пальцами ее соски,
время от времени потирая клитор пальцем.
Дженис устроилась так, что ее промежность очутилась на
уровне рта Денниса. Он стал облизывать ее и глотать ароматный сок, одновременно
посасывая клитор. Борода его стала мокрой. Тамзин, зажатая ляжками подруги,
жадно втягивала носом ее запахи. Вот подруга задергалась, словно в припадке
падучей, завизжала и кончила. А Тамзин продолжала испытывать небывалое
удовольствие. Фаллос распирал ее задний проход. Дженис, изменив позу, принялась
облизывать Деннису яички. Но вскоре Тамзин почувствовала, как язык Дженис лижет
ее срамные губы, как воспламеняется от его легких прикосновений ее бутон любви.
Наконец Дженис начала ритмично сосать клитор. Тамзин пронзительно завизжала, и
Дженис, просунув ей во влагалище три пальца, стала двигать ими в одном ритме с
фаллосом.
Шквал оргазма едва не утопил Тамзин, у нее перехватило
дыхание и посыпались искры из глаз. Движения рук Дженис стали четче и
увереннее, а Деннис насаживал ее задом на пенис уже без всякой жалости, раз за
разом все быстрее и быстрее. Райское наслаждение распространилось по телу
Тамзин, горячими волнами оно захлестывало ее и втягивало в бездонную темную воронку.
Все завертелось у нее перед глазами, и она потеряла сознание.
Последнее, что слышала Тамзин, погружаясь в нирвану, был
утробный хохот кончающего в нее художника.
Глава 3
— Пошевеливайся, Кев! Что ты ползешь, как старый хрен! Бери
пример с меня! — крикнула девушка молодому человеку, с трудом
карабкающемуся по склону холма следом за ней.
— Я вчера перебрал, меня мучит похмелье, —
огрызнулся ее спутник, тяжело дыша. — Будь ко мне милосердна.
Девушка звонко рассмеялась и, скинув с плеч рюкзак, присела
отдохнуть на упавшее дерево, покрывшееся наледью. Состояние молодого человека
ее явно забавляло. Щуря желто-зеленые насмешливые глаза, обрамленные длинными
светлыми ресницами, она воскликнула:
— Поменьше пей в баре и не засиживайся в нем допоздна!
Или хозяйка бара приворожила тебя своей задницей?
— Не говори ерунды, Мария! — отдуваясь сказал
молодой человек и, собрав остатки сил, выбрался на ровную площадку, где
отдыхала девушка. — Какая же ты все-таки дурочка! — Он сел с ней
рядом, улыбнулся и стал отряхивать снег со своей клетчатой шотландской куртки.
— Я вовсе не дурочка, к твоему сведению! —
сверкнув жемчужно-белыми зубами, возразила девушка и облизнула губки. —
Это ты, глупый хряк, так и норовишь пристроить свой член в любое отверстие.
Хозяйка бара — замужняя женщина и по возрасту в матери тебе годится. А ты
совращаешь ее прямо на рабочем месте. И как тебе не стыдно?
Юноша шутливо зарычал и попытался ее обнять. Но она
вывернулась и побежала прочь, желая подразнить ухажера. Мария считала, что
мужчин нужно держать на строгом поводке и в наморднике и почаще ставить их на
место. И хотя Кевлин ей нравился, особенно его толстенький удавчик, болтающийся
у него между ног, она не позволяла ему командовать ею.
Убегая от Кевлина по склону оврага, занесенному снегом, Мария
хохотала и взвизгивала. Лицо ее раскраснелось от бега и сладкого предчувствия
соития, которым неминуемо должна была закончиться эта игра. Иногда Кевлин
действовал нарочито грубо, и Мария не сомневалась, что он попытается засадить
ей своего одноглазого дракона, как только ее догонит и повалит на землю.
Им обоим было по двадцать лет, энергия распирала их, кровь
кипела в жилах, и они были не прочь выпустить лишний пар при любом удобном
случае. Это не укрылось от внимания владельцев пансионата «Шевральский двор», в
котором Мария Бантинг работала горничной, а Кевлин Скалли — разнорабочим. Им
обоим было предложено развлекать гостей, оказывая им сексуальные услуги. Об
этой стороне своей работы оба предпочитали помалкивать. Мария не рассказывала о
ней даже матери, а Кевлин никогда не рассказывал свою тайну приятелям.
Догнав Марию, Кевлин заключил ее в медвежьи объятия и,
повалив на снег, раскинул в стороны ее руки.
Стоя на коленях, он пожирал ее голодным взглядом, обдавая
лицо горячим дыханием. Но жар, исходивший от его огнедышащего дракона, проникал
даже сквозь джинсы и ее черные шерстяные рейтузы. Капюшон меховой куртки
свалился у нее с головы, осветленные перекисью водорода волосы рассыпались по
плечам. Боясь простудиться, она закричала:
