— Так. Дом двухэтажный, кирпичный, улучшенной планировки, построен областным филиалом «Ленжилстроя» по специальному проекту. На средства районной администрации, то есть на деньги областного бюджета, — сказано мельком, почти без акцентировки, — в рамках реализации национального проекта «Доступное жилье — гражданам России» в здании выкуплено десять квартир улучшенной планировки. Дальше. В рамках президентской программы по обеспечению жильем ветеранов и инвалидов Великой Отечественной. К памятной годовщине, правда, не успели, но лучше поздно… По этой программе приобретены две квартиры. С Ивановым Георгием Петровичем все понятно, сын полка, от Орла до Будапешта, медали-ордена. А вот с Максимовыми нестыковка. Да, гвардии сержант Иван Максимов, герой Курской дуги, на очереди с тысяча девятьсот пятого года. Но Иван Демьянович ушел из жизни в две тысячи шестом году, а других ветеранов в этой семье не зафиксировано.
Глава издал невразумительный звук и мрачно посмотрел на чету Максимовых. Для непосвященных этот взгляд значил: «Как вы посмели меня так цинично обмануть, спекулянты на святом!» Для знающих: «Ну, я же говорил, что не пройдет, зачем вы на меня давили!»
— Так, переходим к программе «Квартиры для молодых семей». Залесские — семья, безусловно, достойная. Но почему же молодая: мужу — тридцать восемь, супруга на три года младше? Детей двое, что похвально, но многодетной семью тоже не назовешь.
Глава предпочел смотреть в небо.
— Переходим к пункту: «Улучшение жилищных условий работников бюджетной сферы». Бюджетники — не только врачи-учителя, но и работники администрации. Особенно с двадцатилетним стажем, как у Андрея Самойлова. Плохо одно: господин Самойлов имеет некоторый перерыв трудового стажа в бюджетной организации. С девяносто второго по две тысячи первый год господин Самойлов занимался частным предпринимательством и на государственной службе не числился.
Игорь Аркадиевич так и не решил, куда взглянуть — в землю, усыпанную обычным строительным мусором, или на Самойлова. Поэтому умоляюще взглянул на полпреда. А тот сказал:
— Иван, спасибо. Продолжать смысла не имеет — ничего нового не будет. Итог: моя выездная рабочая группа пришла к выводу, что шести квартирам из десяти следует сменить собственников. Мы выяснили, что в районе есть ветеран Антон Петрушевский, защитник Севастополя. Был в плену, после войны сидел, но это не повод допустить, чтобы он жил в коммуналке. Что же касается остальных пяти ордеров, то их решено передать гражданам, подпадающим под действие программы «Переселение из аварийного фонда».
Некоторое время тишину разбавляли только автомобильные звуки с соседних улиц. Наконец глава тихо сказал:
— Может быть, имеет смысл вернуться к этому чуть позже. Обсудить, принимая во внимание…
— Знаете, — резко сказал Столбов, уже без всякой улыбки — на лице была лишь Гроза, — в следующий раз будем обсуждать в присутствии районного прокурора.
Глава отшатнулся. Столбов шагнул к нему, сказал тихо, почти неслышно для окружающих. Именно по этому негромкий голос и казался таким зловещим.
— В Испании был?
Глава испуганно кивнул.
— У тебя на территории еще два аварийных дома. Пока не расселил — никаких Испаний! Укатишь за границу — лучше не возвращайся!
Игорь Аркадиевич вздрогнул, но взял себя в руки. Даже внятно спросил:
— Что я должен сделать?
— Подписать вот эти распоряжение. Передать людям ордера и запустить кошку в квартиру.
Административные рефлексы оказались сильнее природных. Правая рука главы дрожала лишь до тех пор, пока он не взял ручку. А как взял — дрожь прекратилась, и он спокойно подписал листы. И даже спокойно вписал в ордера новые фамилии.
Сложнее оказалось с котом. Полосатый кошак лениво стоял на пороге, не желая входить. Младший Голик подбадривал его: «Барсик, вперед!» — а главе нестерпимо захотелось дать крепкий кошкопендель.
Он даже поднял ногу, но наглый кот с хвостом, поднятым, как флаг, наконец-то горделиво переступил порог под восторженные вопли новоселов.
* * *
— Татьяна Анатольевна, не хотите ли задержаться немножко? — спросил Столбов тоном почти безразличным. И все же с еле заметным намеком: хорошо бы, чтоб захотели.
Четкого рабочего графика в полпредстве не было. Кто принимался за дела в восемь, кто — в девять, кто-то — и позже. Тем более не было и такого же очевидного окончания. Но к семи вечера сотрудники расходились по домам и оставались соратники — те, кто приехал из Зимовца. К девяти вечера расходились и они. Оставался Столбов и несколько человек, своего рода «избранная рада», для вечернего разговора. И о делах, и о жизни.
Таня часто сталкивалась с такой практикой в разных учреждениях, поэтому видела и добрую сторону, и отрицательную. Непринужденно пообщаться — хорошо и полезно. Плохо, если при начальнике образуется свой круг, куда стремятся пролезть правдой и неправдой, а, побывав в этом круге, презирают остальных сотрудников и делают все, чтобы там остаться.
У Столбова этой дурной практики не водилось. Таня не раз замечала, как завсегдатаи этого клуба иной раз отказывались: «Чуть позже, Михаил Викторович, недоделка осталась». И Столбов понимающе кивал: дело важнее всего.
Завсегдатаев обычно было трое — уже знакомый Тане Вадим Сергеевич, или Батяня. Но его Таня запомнила как Седого, так про себя и называла. Батяня дружил со Столбовым давно, как-то краешком уха она услышала «за десять лет» и поняла, что отставной капитан разведроты подружился со Столбовым едва ли не с первых дней, когда тот вернулся в Зимовец. Батяня считался главным силовиком.
Другой друг со стажем — Иван Тимофеевич, нареченный в первый вечер Очкариком, отвечал за аналитику и финансы. Хотя, если вечерний разговор хоть чуточку отходил от дел, он казался ответственным за анекдоты.
Совершенно не похож на этих вояк был третий постоянный участник — Макс, невысокий чернявый парнишка в джинсах и потрепанной вельветовой рубашке. Макс отвечал за всю виртуальную составляющую деятельности коммерческой империи Столбова, а теперь занимался тем же самым при полпредстве. Таня планировала как-нибудь расспросить Батяню: откуда этот Макс взялся, почему такое доверие?
Сама она уже пару раз попадала на вечерние посиделки. А на этот раз поняла: будет единственным участником. Остальные при делах.
Сидели они в комнате без номера, возле кабинета. Классический интерьер, спасибо, современные стеклопакеты. Но, кажется, и через них тянет дымком.
— Танюша, пиво будешь?
Таня кивнула, и Столбов вытащил из холодильника, удачно замаскированного под старинный комод, две бутылки.
Сначала хлебнули молча. Тане хотелось пить. Как она поняла, Столбову тоже.
— Татьяна Анатольевна, — улыбнулся полпред, — задай вопрос какой-нибудь, как журналист.
— Так я ведь не простой задам, — Таня ответила улыбкой.
