С жиру бесится, мерзавка. Соплячка! Подстилка такая! Ей, профуре, еще и Лешка понадобился. Заскучала, видишь ли, многостаночница, захотела чары свои проверить. А дружок ейный — лапоть лаптем, что ли? Или он из-за бутылки уже ничего не видит? Не видит, как его секретутка хвостом перед чужим морячком вертит?
Чего в ней находят, не пойму. Килька тощая. Ни задницы толковой, ни передницы. А пить так совсем не умеет. Развезло с каких-то граммов. При такой канареечной комплекции не удивительно. Хотя на ткацкой фабрике, где я ишачила в молодости, была у нас такая, Зинка по кличке Вертолет. Так вот она весила, ну, сорок кило, не боле, маленькая, худенькая, но, кстати, грудастая. И перепивала всех наших мужиков. А хлебали мы тогда, между прочим, исключительно спирт. Заводской, гидролизный, протирочный.
Ну и хорошо, что Танька эта пить не умеет. На катере она наконец отрубилась, уклюкавшаяся, и мы с Лешкой остались наедине. В той будке, где штурвал.
Но до того они все, кроме Таньки и Вовчика, снесенного мужиками в койку, еще долго не могли угомониться. Ходили туда-сюда по моторке, пили, закусывали, веселились, здоровенной удочкой ловили в темноте акул. Лешка таскался с ними со всеми, и мне никак не удавалось хоть на минуту оттеснить его на разговор тет-а-тет. А оттеснить надо было. Потом мы все набились в будку, где штурвал. Там еще торчал панамец, молчаливый, потому что по-русски не тянул, и угрюмый, потому что не пил. А ему предлагали: хочешь водочку, хочешь пивко, джин-тоника или ихней текиловки. Энрике этот мотал башкой, твердил как заведенный «ноу, ноу» и еще крепче держался за «баранку». И разозлил своим упрямством Танькиного Мишку: «Да чтоб я какого-то папуаса не напоил! Падлой буду, он у меня водку щас трескать начнет, только подноси!»
Молодец Михаил — сказал «напою» и напоил ведь. Он этому панамцу за каждый стакан водяры отстегивал по десять баксов, а за стакан пива — по пять. А для здешних десятка «зеленых» — огромные деньги, многим за них месяц погорбатиться в радость в этой Панаме.
Недопитая водка разлилась лужицей по полу, стакан успел на лету ловко так подхватить Лешка, а рубанувшегося панамца — под мышки — Михаил.
— Последний чирик не твой, парень. И так почти на стошку меня опустил, ха-ха. — Танькин хахаль выдрал десятку из кулака Энрике и утащил его на воздух. Отсыпаться.
— Я тоже, пожалуй, пойду сосну, — сказал этот непонятный дед, обнаружившийся на катере.
Значит, дед ушел, но вдвоем мы с Лешкой пока еще не остались. Так как Михаил отволок панамца и вернулся. На мои намеки, чтоб он пошел проведать свою ненаглядную, буржуй наш никак не реагировал. Ему, видишь ли, приспичило порулить. И у Лешки, моряка хренова, тоже проснулась тоска по штурвалам. Ну, они и давай рулить, песни моряцкие горланить. Как пацаны голозадые, честное слово.
Я походила по моторке, постояла на корме, глядя на бурунчик, слазила на кухню, сделала два бутерброда и съела их. Заглянула к нашим. Спят. И Вовчик дрыхнет. Короче, поубивала я время и вернулась. Нет, Леха, не уйти тебе от меня. И вообще, хватит дурака валять, надо дело делать.
Вхожу в будку, где штурвал, и решительно говорю Михаилу:
— Иди, твоя там внизу ревет на весь пароход: «Где Миша, где Миша, Мишу хочу, прямо умираю!» Давай, давай, торопись!
И почти выталкиваю его из будки.
И вот так мы с Лешкой наконец остались наедине. Кто на кого набросился, я так и не поняла. Факт, что меня сжали железные ручищи, я подлетела и очутилась сидящей на какой-то панели с приборами. Одна нога моя легла на штурвал. И завертелась карусель.
По-своему качался катер, а я качалась по-своему. И укачало меня все это на славу. Аж дух перехватило. Надо признаться, первый раз на море сексом занималась. Что-то в этом есть. А может, и не в море дело.
Недаром мне Лешка сразу понравился. Не зря за него билась. Мужик! Здоровущий, обожмет так, что сок течет. Сразу делаешься бескостной, перинной — самое то для этого занятия. Остается только визжать от удовольствия. Впрочем, и про дело я не забывала.
Почти до самого рассвета мы с моим миленочком проторчали в этой будке. Целовались, обжимались, а потом по новой трах-тарарах. В общем, двух зайцев я убила. Наповал.
Измученные, спать мы пошли к нему на койку. Ему отвели место в купе, где еще Вовка был. А мне, кстати, сватали спать в купе с Мишкиной Танькой. Ну и правильно, что не сосватали. Вовка не проснулся от нашего прихода. Спал как сурок. Ну да мне это и лучше. Не проснулся он и утром, когда мы поднялись и пошлепали на палубу.
Посеревшее лицо Борисыча было каменным, мертвым, похожим на маску. Наконец старик справился с собой, откашлялся и преспокойно подытожил:
— Итак, бандитам нужен один из нас. Причем какой-то крутой. Других отправят в расход. Так надо понимать. — Он резко повернулся к Татьяниному патрону и почти весело поинтересовался: — Мишка, ты, что ли, крутой у нас?
— Ты ничего не напутала? — ухватил Алексей Татьяну за прозрачный рукав платья.
— Как я могла напутать, ну как?.. — Татьяна внимательно наблюдала за реакцией Борисыча. Потом перевела вопросительный взгляд на шефа. Шеф недоуменно посмотрел на переводчицу и вдруг хлопнул себя по лбу:
— Ну ясный хрен, я им нужен! Влипалово! Натуральное влипалово! Какой я лох! — Миша заметался по камере. — Как лоха развели. Дешево как. Упаковать и выколотить. «Крутой». Суки! Козлы! Бараны! — Он с размаху вмазал ногой по стене. Шлепанец с ноги слетел и упорхнул в угол.
— Зачем ты им? — Вопрос Любы содержал примесь презрения.
— Зачем?! Ты!.. Ты не догоняешь — зачем? Расписать тебе по-белому — зачем? — Миша яростно тыкал босой ногой в сбежавший шлепанец. И не попадал. — Рассказать, каков оборот фирмы? А сумма панамского контракта? Думаешь, они не знают? Обтрясти фирму на бабки, вот что им нужно! Взять на шару несколько лимонов!
— Да кто за тебя заплатит.
— Вот именно! Ни хрена они не рубят! Они думают, я совладелец и миллионер, у меня бабки есть. А собери мои наличку, хазу, тачку, дачу, катер — что выкатится? Хрен под горку выкатится, даже лимона не наберется! Даже то мое, что в фирме шелестит, — херня, да никто и не отдаст. Они вбились, что я миллионер. Е-мое, так влипнуть. — Он наконец сумел надеть шлепанец и теперь мерил узилище шагами, задевая сокамерников покатыми плечами.
— А если предположить, что им нужен не Михаил, — сказал Борисыч, взяв себя в руки, — есть еще среди нас человек, кем могли бы заинтересоваться мафиозные структуры?
Все посмотрели друг на друга.
— А с наркотой никто не повязан? Ну-ка разбудите этого типа. — Алексей показал на Вовика.
Михаил, оказавшийся ближе других к Вове, пнул его. Пнул легко и безрезультатно.
— Тоже мне — «крутой», — мрачно прокомментировал Михаил.
— Он мог быть перевозчиком, — предположил Алексей.
— Вряд ли, — тихо возразила Татьяна. — Он говорил вроде, что будто бы химик какой-то. Или биолог, что ли.
