…— А я укуренный иду по переулочку, и, улыбаясь на ходу, кусаю булочку, — подпевал радиошансону человек по кличке Диагноз за рулем «форда».
На его месте другой не пел бы, а скулил, но Диагноз шагал по жизни несгибаемым оптимистом. Вот сегодня, казалось бы, никаких поводов для оптимизма нет: он безбожно проспал время общего сбора на Петропавловке, а Диагноз все-таки бандит, не работяга, который может отмахнуться от мастера купленным за пару стольников бюллетенем. Но Диагноз уже придумал отмазку — типа его перепутали с Пеплом и задержали на мосту менты.
На приборной доске, куда обычные шоферюги приляпывают фотки с грудастыми девками, у водителя «форда» красовались три мужских фотопортрета: Пепла, какого-то белоруса и какого-то полурусского-полунемца. Ишь, ловок! И команду успел сколотить!
А ведь полтора месяца назад Диагноз не предполагал, что ему вновь придется поработать на кокаинового короля. Он думал, все закончится стараниями не выпустить Пепла из города и обработкой какого-то Пакета, с которым они малость переусердствовали…
Он не ударил по тормозам только потому, что имел железную выдержку. Проехал еще метров сто, до места, где разрешено парковаться, и там прижал «форд» к тротуару. Здесь Диагноз проанализировал ситуацию и понял, что особо суетиться незачем. Бегун, так похожий на свою фотографию, держал курс на пристань, откуда ему никуда не деться. Если только уплывет на корабле. Так и черт с ним тогда…
Бандит не забыл поставить любимый «форд» на сигнализацию — озорников в городе хватает. Затем пересек дорогу и пружинистой походкой оптимиста направился к дебаркадеру, вертя ключами на пальце левой руки. Правая в кармане грела оружие. Прекрасная отмазка перед Лопесом. Гораздо лучше задержки на мосту…
…Пепел и Андреас взлетели по трапу, отшвыривая всех, кто попадался на пути.
— Убили! Убили! — вопила женщина на пристани. — Ой-ей-ой, что же это делается! Горе то какое! Убили!!!
Под навесом, где висит большая карта Санкт-Петербурга, столпились люди. Громко, с истерическими взвывами звучал мужской голос:
— Налетели, орут, руками машут! Я ж не понимаю, чего они хотят. Они ж не русские. Если б я сразу понял… Может, и увидел бы гада…
Пепел и Андреас узнали матроса с «Ракеты». Под «нерусскими» тот имел в виду притихших, напоминающих стайку испуганных воробушков, итальянцев. Лишь слышался их тихий шепот: «мафия», «мафия».
— Я ничего не видела, ничего не знаю, — ненужно оправдывалась перед всеми кассирша, выскочившая из будки.
— Он же приплыл на нашей «Ракете». А потом вернулся. Пусти, говорит, друг, забыл кое-что. Я и пустил, мне не жалко, — от нервного перевозбуждения матрос не мог заткнуться.
Пепел раздвинул зевак, присел на корточки. Осознавая бесполезность действия, проверил пульс. Витась был заколот в область сердца. Застывший взгляд придавал лицу выражение искреннего детского непонимания. Ножа не было, наверное, бросили в воду.
— Как накаркал, — скорее простонал, чем прошептал Сергей. Слез не было, была сосущая боль за всех тех простых людей, которые помогли Сергею пройти дьявольски опасный маршрут, иногда погибая сами. За портье в Венецианском отеле, отца Баны, сторожа портовых складов во Владивостоке, и вот теперь за самого родного из всех, ставшего верным другом белорусского парня. Сергей преодолел все преграды благодаря им, простым людям разных стран.
— Что у него в руке? — забеспокоился кто-то за спиной Пепла.
— Никак, старинная бритва, — подключился другой голос.
— Механическая, у меня такая же на даче. В шестидесятых мы все такими брились.
— В шестидесятых этот парень мог разве только родиться.
— Когда я подбежал, он был еще жив, — матрос не умолкал ни на миг. — Он бормотал. Я запомнил слово в слово: «Передай Бажене, что ее проклятие сбылось».
— Бредил, — хмыкнул кто-то из толпы.
Пепел закрыл белорусу глаза, поднялся с корточек и молча пошел прочь. Андреас последовал за ним.
* * *
Утреннее солнце жгло немилосердно, последний хилый ветерок сдулся час тому. Поэтому не слабо заплативший, чтобы сегодня оказаться на стенах и бастионах Петропавловской крепости, народ предпочитал из-под зонтов носу не казать. Жара царила неимоверная, до звона в ушах.
Зонты свезли со всех кафешантанов города: разного размаха, с рекламами «Бочкарева», «Спрайта» и даже вездесущего «Чупа-Чупса». Лишь на одном было выведено название неизвестной широким массам фирмы «Шрам». Здесь под вызывающе черным парусиновым тентом веселились потные молодцы и на голову выше парней девицы из модельного агентства «Прима». Если с другого берега Невы бабахнут из гранатомета Шрамовы враги, то положат именно эту никчемную компанию. Сам же Шрам
[53]
и его ближайшие подручные укрывались под красно-белым кока-коловским зонтом.
Грязноватый пляж у Петропавловки сегодня пустовал. На перегораживающем крепостной мост шлагбауме висела табличка: «Закрыто на дезинфекцию. Завтра крепость работает по обычному расписанию». В дополнение к табличке у полосатых будок и вдоль шлагбаума прохаживалась и прела угрюмая охрана. Все как на подбор черноволосые, смуглые и непробиваемо молчаливые. На их салатного цвета жилетках были прошлепаны трафареты: в желтом круге желтая же крыса, как символ дезинфекции.
Тяжелее всего переживали закрытие Петропавловки экскурсоводы. Эти не уходили просто так. Они прежде подолгу возмущались, трясли официального вида бумагами, упирая на печати и подписи, пугали фамилиями городского и федерального значения. Но не добивались от хмурых дезинфекторов в ответ ни слова.
По Неве в акватории Петропавловской крепости курсировал катер водной милиции.
— А я уж думал, их всех сократили, — прошамкал дед, выгуливающий внука по набережной Кутузова.
— Деа, деа! — сорванец, затряс старика за пиджак, показывая пальцем на Троицкий мост. — Посмотри, сколько дяденек ментов на мосту! Я тоже хочу быть ментом. Как Шерлок Холмс и Дукалис!
Ментов сегодня действительно высыпало до фига. И не только на Троицком, а и на всех тех, что перекинуты через Неву, Малую и Большие Невки, и ведут на острова Петроградской стороны.
[54]
Въезды на мосты перекрывали рогатки, за которыми тоже толпились люди в погонах. Гаишники, словно дирижеры симфонического оркестра, размахивали палками, тормозя КАЖДУЮ машину, доставалось даже автобусам с трамваями. Ясен череп, образовывались жуткие пробки.
«Особо опасного преступника ловим, двоюродный брат Чекатило», — апатично отмазывались милиционеры. Их жертвы стихийно сбивались в толпы, чтобы костить-материть власть в хвост и гриву.
