— Ваше высочество, премьер-министр ждет нас, — настойчиво поторопил Ксению граф Гаспар, не отходящий от нее ни на шаг.
— Я рада, что вы мне все это высказали, — проникновенно ответила она женщинам. — Обещаю, что и король, и я постараемся вам помочь.
Женщины смотрели на нее недоверчиво, как будто были уверены, что вряд ли она сможет выполнить свои обещания. Но определенно многие из них ободрились.
В сопровождении графа Ксения вернулась к подножию лестницы, где все это время ее дожидался король. Ксения посмотрела на него с затаенной тревогой: сердится? Однако его глаза лучились теплом.
— Мне очень жаль, если я что-то нарушила, — шепнула она, подойдя к нему.
— Это не нарушение, но явно беспрецедентный случай, — был ей ответ. — Мне интересно, что скажет Калолий.
И они быстро поднялись по ступенькам. В дверях их встретил премьер-министр. Ксения была уверена, что он все видел, и взгляд его ей показался враждебным. Тем не менее прямо сейчас он не был готов к расправе — их ждали бесчисленные приемы и поздравления.
Ксению с королем провели в просторный холл, который, как говорил ей вчера за ужином граф Гаспар, был последним осколком старого парламента, построенного аж в XVI веке. Он был очень красив — с великолепной покатой крышей, но к нему прилепилось огромное современное здание, возведенное в последние годы, которое, Ксения была в том уверена, стоило больших денег.
Все члены парламента сидели перед трибуной, на которую сопроводили Ксению и короля, а за ними сидели их жены и дети, секретари и чиновники, и остальные особы, причастные к работе парламента.
Стол перед трибуной занимала пресса. Интересно, инструктировал их кто-то, что говорить, и выдали ли им текст статьи, которая на следующий день должна появиться в газетах?
И хотя лорд-канцлер в мантии и другие государственные лица выглядели очень внушительно, премьер-министр превосходил важностью всех. Свою приветственную речь он начал с того, что дал понять: это он устроил будущий брак, и подношение подарков — его прерогатива. Дело было не только в его словах. Премьер-министр был так уверен в своем могуществе, что, казалось, физически возвышался над остальными.
— Мы решили, ваше величество и ваше высочество, — провозгласил он, — что, имея мало времени для выбора достойного подношения, подарим вам определенную денежную сумму, каковую парламент готов потратить по такому благоприятному случаю.
Он замолчал и знаком подозвал спикера палаты лордов, который нес в руке богато украшенную шкатулку — очень старинную, как определила Ксения.
Спикер встал перед ней и королем, и премьер-министр продолжил речь:
— Деньги мы дарим вам в знак нашего почтения и уважения. Мы чувствуем, что ваше величество и ваше высочество захотят потратить эти средства на обновление золотого блюда для формальных случаев. Сейчас оно, к сожалению, недостаточно богатое, чтобы символизировать значение нашей страны.
Спикер встал на одно колено и протянул руку со шкатулкой в направлении короля и его невесты.
— Положите руку на шкатулку, — тихо подсказал граф на ухо Ксении, — в знак принятия подарка и его одобрения.
Ксения послушно вытянула руку в перчатке и положила ее на шкатулку рядом с рукой короля.
— Я принимаю этот дар с тем же чувством, с каким он преподнесен, — проговорил король.
Спикер поднялся и ушел. Премьер-министр, наоборот, приблизился к ним, и Ксения поняла, что сейчас наступит момент говорить королю.
— Можно сначала я скажу несколько слов? — быстро спросила она его.
Даже бросив к его ногам бомбу, она не могла бы вызвать сенсацию большую.
Премьер-министр сделал жест рукой, как будто хотел придавить ее, чтоб молчала, но после мгновенного раздумья король ей ответил:
— Сегодня определенно день сюрпризов, но если ты этого хочешь — прошу.
Сказав это, он сел в кресло, так что стоять осталась лишь Ксения. Она никогда прежде не произносила речей. На мгновение она почувствовала, что голос ее застрял у нее где-то глубоко в горле, а колени ослабли так, что ноги едва держали ее.
Затем она сказала себе: что бы ни произошло, все забудется! Через неделю ее здесь не будет, и если она в самом деле хочет помочь Лютении, нужно сделать это сейчас — или уже никогда.
— В… ваше величество… — начала она.
Голос ее был так слаб и так дрожал, что, она была в этом уверена, ее никто не услышал. Тогда, устремив взгляд на противоположную стену холла и посылая звук как можно дальше, туда, выше людских голов, она повторила свое обращение:
— Ваше величество!.. Господин премьер-министр!.. Уважаемые члены парламента!.. — Она сделала паузу, чтобы звук ее окрепшего голоса мог достаточно распространиться по помещению. — Я знаю, это необычно, чтобы женщина произносила речь. Возможно, поэтому о нас так часто и забывают…
В зале тут и там раздались смешки, и она дала им улечься. Снова установилась тишина.
— Я знаю, — продолжила она с большей уверенностью, — что его величество собирается поблагодарить вас за щедрый свадебный подарок, который вы только что нам преподнесли, так что я лишь поблагодарю вас за гостеприимство, каким была окружена с момента своего приезда сюда, и надеюсь, вы выслушаете, что я хотела бы сделать с вашим подарком. По справедливости, мне кажется, я имею на это хотя бы половинное право…
Снова раздались смешки, и снова она выдержала паузу, дожидаясь полной тишины, и продолжила — громко, отчетливо:
— Я хотела бы, чтобы эти деньги были потрачены на строительство больницы для женщин и детей, которая, я убеждена, жизненно необходима здесь, в Мольнаре.
Все затаили дыхание. И через секунду зал взорвался аплодисментами — ее слова приветствовали все женщины в зале.
Ксения улыбнулась и тихо сказала:
— Спасибо, что выслушали меня, — и, улыбаясь королю с почтительной признательностью, она села на свое место.
На мгновение воцарилась тишина. Казалось, все чего-то ждали. Ксения взглянула на премьер-министра. Такой неприкрытой ярости ей еще не доводилось видеть на человеческих лицах. Еще бы! Своим дерзким поступком она швырнула ему в лицо перчатку. Публично! И битва между ними началась.
Она подумала было, что слово сейчас возьмет премьер-министр и выразит ей протест, но поднялся король. И обращался он не к премьер-министру, а к собравшимся в зале.
— Моя мать, — начал он, — которую, я думаю, все вы любили, всегда говорила мне, что, когда я женюсь, я должен буду прислушиваться к словам жены. Мне жаль лишь того, что моя мать сегодня не с нами, потому что чувствую: она дала бы мне совет не только прислушаться к словам моей невесты, но и повиноваться очевидно мудрому ее предложению, которое, я уверен, получит полное одобрение всех женщин и детей в Лютении.
Он улыбнулся — куда девалась с его лица маска циника?
