– Доктор, – стуча зубами, пыталась я сказать что-то вразумительное, – Павлу Андреичу тоже ус-с-спокоительное на-адо, о-он больше меня-я ис-испугался!
– И Павлу Андреевичу дадим, – мягким тоном пообещала мне наш доктор.
Мне помогли полностью раздеться, осмотрели на предмет: нет ли все же повреждений на теле, потом вкололи что-то непонятное, обратно одели и в сопровождении медсестры и одного члена экипажа отправили в каюту, прописав полный покой и целебный сон.
Выполнить это оказалось не так-то просто – в коридоре нашу процессию ждали практически все оставшиеся на судне члены экспедиции, которым Краснин уже успел сообщить подробности происшествия, многие принялись расспрашивать меня о самочувствии и высказывать искреннее сочувствие, проявляя заботу. И неизвестно, насколько затянулась бы эта бодяга, если бы не наш доктор Валентина Ивановна, которая вышла следом за мной и сопровождающим эскортом и сделала громкое заявление:
– Павле Александровне требуется тишина и покой, поэтому все расспросы оставьте на вечер. А лучше на завтра.
Ну, я покой понимаю несколько иначе, чем наша грозная докторица, – начинать это мероприятие я намерена с душа! Так хотелось, просто зудело желание смыть с себя весть тот липкий страх и ужас, который я пережила, – а лучше всего и воспоминания о нем! И я отдраивала свое тельце жесткой губкой, уверенная, что это поможет.
Слава богу, в каюте никого не было – все занимались своей работой, и я получила первый раз с момента нашего отплытия возможность побыть наедине самой с собой.
Хотя… Именно сегодня и именно сейчас, мне так кажется, этого одиночества не рекомендовалось бы.
Я переоделась в спортивный домашний костюм, прислушалась к себе – внутренний тремор понемногу начал отпускать, и ручки уже так явно не дрожали.
Послышался громкий стук в дверь, после которого, не ожидая приглашения войти, ее распахнул и в каюту зашел Краснин.
– Ты как? – почему-то строго спросил он.
– Наверное, в порядке, – рассматривая непонятное выражение его лица, ответила я. – Дрожать уже перестала, хорошее какое-то лекарство вкололи.
А он вдруг шагнул ко мне, протянул руку и очень нежно погладил по щеке пальцами, странно глядя прямо мне в глаза.
– Я ужасно за тебя испугался! – тихо сказал он.
И мгновенно накрывшее с головой притяжение швырнуло нас друг к другу, словно в спину кто-то толкнул! И никакая сила на земле в данный момент не смогла бы остановить и уничтожить это притяжение! Хоть все бы участники экспедиции здесь столпились, хоть потоп и катастрофа!
Совершенно безысходно и неотвратимо он поцеловал меня переполненным эмоциями и чувствами поцелуем, а я отвечала, отвечала…
И как сошла с ума! Мы оба сошли с ума!
И прижались друг к другу телами, и потонули в этом поцелуе! И заспешили дальше, и он стянул с меня брюки вместе с бельем, а я рвала вниз молнию его комбинезона и никак не могла с ней справиться, пока он сам, обнимая меня одной рукой, словно боясь потерять, другой не рванул эту застрявшую молнию, как чеку бедовой гранаты…
Которая ка-а-ак рвану-у-ула!!
Он усадил меня на край стола и вошел резко, победно, словно жизнь над смертью утверждал…
Мир сузился до двух наших тел, до наших губ и рук и желания быть еще ближе, еще сильнее – мы забыли обо всем, о том, что в любой момент здесь может появиться кто угодно, – обо всем забыли! Входя мощно, сильно, постанывая при каждом ударе, как от боли, Краснин изгонял из меня этот жуткий, холодный, липкий страх, который намеревался поселиться во мне навсегда ночными кошмарами и воспоминаниями тех мгновений, когда я осознала неотвратимость своей смерти!
И я вторила ему, и торопила, и благодарила за это исцеление, за это неистовое соединение и за то, что с ним, в его объятиях, я забываю обо всем на свете!
И вершина, которой мы достигли почти одновременно, оказалась настолько невероятно потрясающей, что я еще несколько минут содрогалась всем телом – теперь не от ужаса и смерти, а от жизни и радости!
– Господи, как я за тебя испугался! Я никогда в жизни так ничего не пугался и не испытывал такого страха. Никогда, – негромко сказал он мне в волосы.
Он прижимал меня к себе, опустив лицо на мою макушку, и все еще был во мне, и я чувствовала его там, а щекой – как бухает его сердце в груди.
– Кажется, мы нарушили кучу правил, – улыбнулась я этому факту, немного приходя в себя, – и нас в любой момент могут застать в таком милом и вполне себе однозначном виде.
– Да, – подтвердил Краснин и не сделал ни одного движения, чтобы исправить этот «милый вид».
– Почему-то хочется есть, – вздохнула я и вспомнила, – обед-то мы пропустили.
Вообще мы пропустили два обеда – на судне и на берегу. Высаживающаяся группа обедает на берегу, для этого к ней прикреплен специальный человек, который подогревает доставленную с судна еду и раскладывает по порциям, а потом все убирает и доставляет обратно на судно.
– Ничего, – отстранился немного Краснин, чтобы видеть мое лицо, и усмехнулся. – Ты же героиня дня, тебя обязательно накормят.
– А тебя? – усмехнулась я за компанию.
– А я примажусь к твоей славе, – хмыкнул он и вдруг резко стал серьезным.
Отодвинулся от меня совсем, оделся, застегнул эту длинную неподатливую молнию, помог одеться мне, поддерживая под локоть, и только тогда сказал:
– Я намерен запретить тебе дальнейшие высадки на берег
– О не-е-ет! Я так и знала! – простонала я обреченно и принялась уговаривать: – Ну это же случайность, я же не виновата, что он откуда-то приплыл и выскочил, этот чертов медведь!
– То, что выскочил, не виновата, но ты постоянно нарушаешь инструкции, увлекаешься съемкой и отходишь от своей вооруженной пары. Сколько раз ты оказывалась одна, да еще влезала куда-то и тебя приходилось вытаскивать!
– Ну ладно, ладно, я все осознала! Клянусь, теперь уж точно никуда не отойду! Хочешь, действительно привяжи меня к себе веревкой!
– Павла, я сейчас не способен это даже обсуждать. У меня перед глазами стоит картина, как он достает тебя! Я до смерти этого не забуду! – и так же строго и сурово приказал: – Ложись, отдыхай! Я распоряжусь, чтобы тебе еду в каюту принесли!
– Краснин… – хотела продолжить спор я.
Но в этот момент распахнулась дверь, и в каюту буквально влетела встревоженная Верочка.
– Павла! – только и успела прокричать она и остановилась, увидев Краснина, и проблеяла: – Пал Андреич…
– Очень хорошо, Осенняя, что вы пришли, как раз вовремя, – начальственным тоном заявил Краснин. – Вот надо накормить нашу пострадавшую. Идемте на камбуз, я распоряжусь, а вы принесете ей в каюту обед. И вообще поухаживаете за ней.
– Не надо за мной ухаживать, я прекрасно себя чувствую и вполне могу сама дойти до столовой! – вредничала я.
