— Но я дал твой телефон у себя в офисе.
Он все-таки поднял трубку.
— Алло! Грант, — произнес он. — А с кем я говорю? О, понимаю.
Он сделал паузу, нахмурился, потом рассмеялся:
— Да, я передам. — Прижав трубку к голой груди, он обернулся к Талли. — Твоя лучшая подруга на всю жизнь говорит — я цитирую, — чтобы ты оторвала свой нежный белый зад от постели и подошла к чертову телефону. Еще она говорит, что, если ты не прекратишь держать на нее зло, она, пожалуй, поколотит тебя и будет бить, пока ты не запросишь пощады. — Грант усмехнулся. — Звучит вполне серьезно.
— Я возьму трубку.
Грант передал Талли телефон, а сам отправился в ванную. Когда за ним закрылась дверь, Талли поднесла трубку к уху и произнесла:
— Кто это?
— Очень смешно.
— У меня была когда-то лучшая подруга на всю жизнь. Но она плохо повела себя со мной. И я подумала…
— Послушай, Талли, обычно я сразу падаю ниц и позволяю себя унижать, сколько твоей душе угодно. Но сегодня у меня нет времени на этот ритуал, прости меня. Ты позвонила не вовремя, и я повела себя отвратительно. О’кей?
— Что случилось?
— Джонни… Он улетает завтра в Багдад.
Талли следовало догадаться, что назревает что-то в этом роде. На телестудии только и было разговоров что о возможной войне на Ближнем Востоке. Все вокруг гадали, когда президент Буш прикажет сбросить первую бомбу.
— Туда отправляются многие журналисты, Кейти. С Джонни все будет хорошо.
— Я боюсь, Талли, что, если…
— Не бойся, — оборвала ее Талли. — И даже не думай ни о чем таком. Я буду следить за ним из студии. Большая часть новостей поступает прежде всего к нам. Я буду наблюдать за ним и докладывать тебе.
— И ты скажешь мне правду, что бы ни случилось?
Талли вздохнула. Их детское обещание звучало теперь совсем не наивно. Теперь у него был скрытый и пугающий смысл, который Талли постаралась проигнорировать.
— Что бы ни случилось, Кейти, — пообещала она. — Но тебе не следует беспокоиться. Эта война не продлится долго. Джонни вернется домой, прежде чем Мара сделает первый шаг.
— Я буду молиться, чтобы ты оказалась права.
— Я всегда права. Ты ведь знаешь.
Талли повесила трубку и прислушалась к звукам, которые издавал моющийся под душем Грант. Обычно его бормотание вызывало у нее улыбку. Но сегодня этого не произошло. Впервые за последние годы Талли испытывала настоящий страх.
Джонни в Багдаде.
Кейт получила первую весточку от мужа через два дня после его отъезда. До этого она бродила по дому как потерянная. Стараясь не отходить далеко от нового телефона с факсом, который они поставили на кухне, она автоматически делала привычную работу — меняла памперсы, читала малышке книжки, смотрела, как Мара ползет от одного потенциально опасного места к другому, и думала все время: «Ну же, Джонни, дай мне знать, что ты жив». Джонни сказал, что телефонные звонки будут возможны только в случае крайней необходимости (на что Кейт возразила, что ей всегда крайне необходимо знать, что он жив, и она не понимает, почему он не хочет с этим считаться), а вот посылать факсы не только возможно, но и относительно просто.
И Кейт ждала.
Когда телефон зазвонил в четыре утра, Кейт отбросила в сторону одеяло, вскочила с дивана и побежала в кухню ждать, пока из аппарата вылезет сообщение.
Прежде чем Кейт успела прочитать хоть слово, она начала плакать. От одного вида почерка Джонни тоска по нему сделалась невыносимой.
«Дорогая Кейти!
Здесь настоящий сумасшедший дом, и все кругом психи. Мы не знаем толком, что происходит. Пока что приходится только ждать. Все журналисты живут в отеле „Аль-Рашид“ в центре Багдада, и у нас есть доступ к обеим сторонам. Информационное освещение этой войны изменит все. Завтра мы впервые выезжаем из города. Не беспокойся, я буду осторожен.
Надо бежать. Поцелуй от меня М.
Люблю тебя.
Дж.».
А потом факсы стали приходить лишь раз в неделю. В ожидании сообщений от мужа Кейт не находила себе места.
«К!
Прошлой ночью была бомбардировка. Или, скорее, следует писать „этим утром“? Из отеля мы наблюдали за происходящим с высоты птичьего полета. Картина была ужасающей и потрясающей одновременно. Сверхъестественное звездное небо над Багдадом и бомбы, превращающие город в настоящий ад. Рядом с отелем взорвалось высотное офисное здание. Жарко было, как в печке.
Я осторожен.
Люблю тебя.
Дж.».
«К!
Семнадцать часов бомбардировок, которые не прекратились до сих пор. Здесь вряд ли что останется, когда все закончится. Должен вернуться к работе!»
«К!
Прости, что прошло так много времени с моего последнего письма. Мы часто выезжаем на задания, и у меня нет и пяти секунд на личные дела. Но у меня все хорошо. Я устаю, черт, я больше, чем устаю, я вымотан. Вчера была взята в плен женщина-американка. Все это тяжело ударило по нам. Надеюсь, что когда-нибудь смогу пересказать тебе, что я здесь чувствовал, глядя на все это. Но сейчас голова абсолютно не соображает: очень хочется спать. Ходят слухи, что иракцы собираются поджечь нефтяные скважины в Кувейте, и мы готовы отправиться туда, чтобы писать об этом. Мои поцелуи Маре и еще больше — тебе».
Последний полученный ею факс был датирован двадцать первым февраля девяносто первого года. Почти неделю назад.
Она сидела в гостиной и смотрела новости о войне по телевизору. Последние шесть недель были мучительно тяжелыми. Она ждала, все время ждала телефонного звонка с сообщением, что Джонни возвращается домой, ждала сообщения по телевизору, извещающего о конце войны. И вот теперь они говорят, что заключительные атаки Объединенных сил могут начаться в любой день. Наземная операция… Это, пожалуй, пугало ее больше всего, потому что Кейт знала своего Джонни. Он постарается оказаться на башне танка, передавая репортаж, который не под силу сделать никому, кроме него.
Ожидание абсолютно вымотало ее. Кейт похудела почти на семь килограммов и ни разу не спала как следует ни одной ночи после той, которую она провела с Джонни в отеле.
Кейт сложила пополам последний факс и положила листок на остальные сообщения. Каждый день Кейт обещала себе больше не разворачивать и не перечитывать послания Джонни и каждый день возвращалась к ним снова.
Сегодня Кейт взялась за уборку, хваталась то за одно, то за другое, но все оставляла недоделанным. Вместо этого она садилась на диван и включала телевизор.
Мара стояла рядом с Кейт у журнального столика, крепко ухватившись за край пухлыми розовыми пальчиками, раскачивалась, как танцор брейка, и что-то лопотала на своем языке. В конце концов она плюхнулась на попку и поползла от дивана в сторону.
