— Я не могла.
— Тогда, может быть, ты его все-таки не любишь?
— А может быть, все-таки люблю? — со вздохом произнесла Талли. — Просто в это так чертовски трудно поверить.
Все-таки они были разными. Кейт безоговорочно верила в любовь всем своим сердцем, но, к сожалению, влюбилась в мужчину, который не подозревал о ее чувствах.
— Ну да, главное — карьера. А для брака и семьи время всегда найдется.
— Ну да, когда я сделаю карьеру. Надеюсь, кто-нибудь и тогда меня полюбит.
— Тебя будет любить весь мир.
Но позже, уже после того как Талли произнесла: «ну и черт с ним!» и рассмеялась, пожалуй, слишком нервно, Кейт все прокручивала в памяти слова Талли про любовь.
Если и вправду в один прекрасный день Талли полюбит весь мир, вдруг ей и этого окажется мало?
Талли успела забыть, какой долгой и одинокой может быть ночь. Чад так долго был ее защитой, ее безопасной гаванью. Рядом с ним она стала мирно спать всю ночь, спокойно дыша и видя во сне только радужные картины будущего. А поскольку он любил ее, Талли спокойно спала и в своей постели в те ночи, которые они проводили не вместе, успокоенная мыслью, что может в любой момент отправиться к нему.
Откинув одеяло, Талли встала с кровати и бросила взгляд на стоявший на тумбочке будильник. Было всего два часа ночи.
Ночь была именно такой, как она ее определила, — долгой и одинокой.
В кухне Талли поставила на огонь чайник и стала ждать, когда закипит вода.
Может быть, она совершила ошибку, может быть, та пустота, которую она сейчас ощущает, и есть любовь? При той жизни, которая у нее была, нет ничего удивительного, что на негативные эмоции она реагировала быстрее, чем на позитивные. Но если даже она и любит Чада, что это меняет? Как ей следует поступить? Поехать за ним в Теннесси, осесть в университетском городке и стать миссис Уили? Но как она тогда сумеет стать новой Джин Энерсен или Джессикой Сэвич?
Она достала из кухонного шкафчика большую чашку с логотипом телестудии и налила себе чаю, затем отправилась в гостиную и уселась на диван, поджав под себя ноги и пытаясь согреть руки о теплый фарфор. Талли закрыла глаза и попыталась ни о чем не думать.
— Не спится?
Подняв глаза, Талли увидела Кейт, стоявшую на пороге своей спальни во фланелевой ночнушке, которую она носила уже не один год. Талли обычно дразнила подругу, говоря, что та выглядит как член телевизионной семейки Уолтонов, но сегодня ей было даже приятно видеть на подруге эту хорошо знакомую рубашку. Просто удивительно, как может какая-то заурядная вещь напомнить многое: проведенные вместе годы, вечеринки с ночевкой, эксперименты с макияжем, завтраки с просмотром мультиков по субботам.
— Извини, если я тебя разбудила.
— Ты топала, как слон. Там осталась еще вода?
— Чайник на плите.
Кейт сходила в кухню и вернулась с чашкой чая и коробкой воздушной кукурузы в сахарной глазури. Бросив коробку подруге, она присела, внимательно глядя на Талли, бессильно привалившуюся к спинке дивана.
— Ты в порядке?
— Чертовски болит плечо.
— Когда ты последний раз пила обезболивающее?
— Ты права, я пропустила время.
Кейт поставила чашку, сходила в ванную и вернулась с таблеткой перкодана и стаканом воды.
Талли выпила таблетку.
— А теперь, — сказала Кейт, снова садясь на место, — не хочешь ли поговорить о том, что у тебя не так?
— Нет.
— Решайся, Талли. Я знаю, ты думаешь о Чаде и сомневаешься, правильно ли поступила.
— В этом главная проблема давней дружбы — подруги, с которыми дружишь вечно, слишком много знают.
— Может быть.
— Но что мы с тобой вообще знаем о любви?
На лице Кейт появилось то самое сострадательное выражение, которое так ненавидела Талли, — слишком оно было близко к жалости.
— Я знаю о любви, — сказала тихо Кейт. — Может быть, не о том, как влюбить в себя кого-то или как быть любимой, но я знаю, что такое любить человека и как от этого может быть больно. Я думаю, если бы ты действительно любила Чада, ты бы не сомневалась и сейчас была бы уже в Теннесси. Во всяком случае, если бы я кого-то любила, я бы знала об этом.
— Для тебя есть только черное и белое. Как тебе удается всегда знать, чего ты хочешь?
— Ты тоже всегда знаешь, чего хочешь, Талли. И всегда знала.
— Итак, мне не удалось влюбиться. Это моя плата за успех — всегда быть одинокой?
— Почему же? Ты можешь влюбиться, тебе просто надо разрешить себе это.
Слова эти должны были утешить Талли, вселить в нее надежду, но именно сейчас она была не в состоянии испытывать оптимизм. А от слов Кейт она почему-то почувствовала себя еще более одинокой.
— Чего-то во мне не хватает, — удрученно произнесла она. — Наверное, мой отец первым это увидел. Он, должно быть, только посмотрел на меня и тут же сбежал. Мою любящую мамочку и обсуждать не стоит. Меня легко бросить. Почему так?
Кейт придвинулась к Талли. Так они часто сидели когда-то давно, в детстве на берегу реки Пилчук.
— С тобой все в порядке, Талли, — сказала она. — Совсем даже наоборот — тебя много, ты по-настоящему особенная, и если Чад не увидел этого или не смог подождать, пока ты будешь готова связать с ним свою жизнь, — значит, он не твой мужчина. Может быть, это нормально, когда встречаешься с мужчиной старше тебя. Он уже идет на посадку, в то время как ты только пошла на взлет.
— Да, в самом деле, я молода. Об этом я как-то забыла. Он должен был понять это и подождать меня. То есть я хочу сказать, если он действительно любил меня. Но как он мог меня бросить? Ты могла бы бросить того, кого любишь?
— Зависит от обстоятельств.
— От каких еще обстоятельств?
— Ну, если бы у меня была надежда, что он когда-нибудь полюбит меня в ответ…
— И сколько бы ты стала ждать?
— Долго.
От этих слов Талли вдруг стало легче впервые с тех пор, как она прочитала письмо от Чада.
— Знаешь, Кейт, я все-таки любила его. Наверное, это он не любил меня, по крайней мере достаточно.
Кейт нахмурилась:
— Но я ведь не это сказала.
— Почти то же самое. Мы слишком молоды, чтобы позволить связать себя любовью по рукам и ногам. И как я могла забыть об этом? — Талли обняла Кейт. — И что бы я без тебя делала?
Но позже, когда Талли, так и не заснув в эту ночь, лежала в постели, наблюдая за рассветом, ее собственные слова вернулись к ней, вновь причиняя боль. Ее легко бросить.
15
С того момента как Талли перешла на новую работу, Кейт наблюдала за жизнью подруги как бы с расстояния. Месяц за месяцем они жили каждая своей жизнью, и связывала их только общая квартира, которая к концу следующего лета перестала быть местом, где проходит их жизнь, и стала чем-то вроде перевалочного пункта. Талли работала семь дней в неделю по двенадцать часов. Но даже когда физически она находилась не на работе, она гонялась за темами для новых репортажей и разузнавала о героях прежних лет, стараясь изо всех сил сделать все, что угодно, чтобы лишний раз оказаться перед камерой.
