— Передайте полиции, Майк, что грабитель снял маску. Он — блондин с татуировкой змеи вокруг шеи. Он сильно возбужден. Выкрикивает ругательства и размахивает пистолетом. Я думаю…
Раздался еще один выстрел. Послышался звон стекла. В следующую секунду в торговый зал ворвалась группа спецназа.
— Талли! — услышала она голос Джонни.
— Со мной все в порядке. — Талли медленно встала, почувствовав прилив боли и тошноты одновременно. Через разбитое окно она видела фургон для прямых репортажей. Матт стоял рядом с камерой и снимал все происходящее, но Джонни видно не было.
— Спецназ Сиэтла только что, разбив окно, ворвался внутрь. Они уложили грабителя на пол. Сейчас посмотрю, удастся ли мне подобраться достаточно близко, чтобы задать им несколько вопросов.
Медленно обойдя стенд, Талли двинулась вперед. Теперь она была у стеллажей с сухими завтраками, и на какую-то долю секунды в голове ее промелькнуло воспоминание о субботних завтраках у Муларки. Марджи всегда покупала для Талли что-нибудь вкусненькое, но выдавалось это только по выходным.
Это была последняя мысль в ее голове, прежде чем Талли потеряла сознание.
Дорога до больницы показалась Кейт бесконечной. Все время она, сидя на заднем сиденье дурно пахнущего такси, молилась, чтобы с Талли все обошлось. Наконец, после одиннадцати, они остановились у дверей больницы. Расплатившись с таксистом, Кейт кинулась в ярко освещенный вестибюль.
Джонни и Матт были уже здесь, они сидели в неудобных пластиковых креслах, и вид у обоих был ужасный. При появлении Кейт Джонни встал.
Девушка подбежала к нему.
— Я смотрела новости, что там произошло?
— Этот мерзавец ранил Талли в плечо, но она продолжала вести репортаж. Ты бы только видела ее, Муларки. Она такая бесстрашная.
Кейт слышала в голосе Джонни восхищение, оно же светилось в его глазах. В любое другое время Кейт задела бы его восторженность, но сейчас она разозлилась.
— И ты влюбился в нее именно поэтому, не так ли? Потому что в ней есть решимость и отвага, которых нет в тебе? Ты послал ее навстречу опасности, ее подстрелили. А теперь ты гордишься ее бесстрашием? — Кейт словно выплевывала каждое слово. — К черту такой героизм! Я тебя спрашиваю не о новостях. Мой вопрос был о жизни Талли. Неужели ты даже не поинтересовался, как она?
Джонни был обескуражен ее яростной вспышкой.
— Талли в операционной. Она…
— Кейти!
Она повернулась на голос Чада и увидела, как он бежит через вестибюль. Кейт кинулась ему навстречу, и они обнялись.
— Как она? — прошептал Чад, его голос дрожал так же, как ее собственный.
Кейт отстранилась.
— Талли в операционной. Это все, что я пока знаю. Но с ней все будет в порядке. Пули не в силах остановить ураган.
— Талли ведь не такая непробиваемая, какой пытается казаться. И мы с тобой оба знаем это.
Кейт кивнула, сглотнув подступивший к горлу ком. Они так и стояли в повисшей неловкой тишине, связанные нитями общей тревоги. Теперь Кейт ясно видела, что Чад по-настоящему любит Талли и сейчас всерьез напуган.
— Я, пожалуй, пойду позвоню своим родителям. Они тоже захотят быть здесь.
Кейт хотелось, чтобы Чад что-то сказал в ответ, но он просто остался стоять на месте с остекленевшими глазами и сжатыми в кулаки руками, словно боец, который готов применить свое оружие. С усталой улыбкой Кейт пошла искать телефон. Проходя мимо Джонни, она, не удержавшись, произнесла:
— Вот так помогают друг другу в трудный момент по-настоящему близкие люди.
Найдя таксофоны, Кейт достала монетку и стала набирать номер родителей. Ответил отец. Слава богу, что не мама, а то Кейт окончательно потеряла бы самообладание. Отцу же она пересказала невеселые новости и повесила трубку.
Обернувшись, Кейт увидела Джонни, стоявшего за таксофоном.
— Мне очень жаль, — сказал он.
— Еще бы! Тебе есть о чем пожалеть.
— Одно из требований нашей профессии, Кейти, — уметь разложить по полочкам свои чувства и эмоции. Репортаж прежде всего, а опасность — часть работы.
— Да, такие, как вы с Талли, действительно кроме репортажа ни о чем не думаете.
Оставив Джонни, Кейт отошла в сторону и присела на диван. Склонив голову, она принялась молиться за Талли.
И вдруг Кейт почувствовала, что кто-то подошел и встал рядом. Она подняла голову.
Джонни стоял неподвижно, но Кейт почувствовала, как сильно он напряжен.
— А ты куда тверже, чем кажешься, Муларки, — произнес он.
— Бывает иногда.
Кейт хотелось сказать, что любовь придает ей силы, особенно в такие моменты, но она боялась даже просто произнести это слово, глядя на Джонни Райана.
Он тихо опустился на диван рядом с Кейт.
— И когда это ты успела так хорошо меня узнать?
— У нас маленький офис.
— Дело не в этом. Никто на свете не знает меня так, как ты. — Джонни со вздохом откинулся на спинку дивана. — Я ведь действительно подверг Талли опасности.
— Она не согласилась бы, чтобы было по-другому, — заметила Кейт. — И мы оба это знаем.
— Я знаю. Но…
Джонни замолчал. Кейт внимательно посмотрела ему в лицо.
— Ты любишь ее?
Джонни ничего не ответил. Просто сидел рядом, откинувшись на спинку дивана и закрыв глаза.
Это было невыносимо! Теперь, когда она наконец осмелилась задать ему прямой вопрос, Кейт намерена была получить на него ответ.
— Джонни?
Он протянул руку, обнял Кейт за плечи и прижал ее к себе. И ей сразу стало хорошо и спокойно. Быть с ним рядом было так же естественно, как дышать, хотя Кейт отлично знала, как опасно это ощущение.
Так, ничего не говоря друг другу, они просидели в ожидании несколько долгих часов.
Талли медленно приходила в себя и пыталась сообразить, где находится, разглядывая окружающие предметы. Белый потолок со звуконепроницаемой отделкой, прямоугольные флуоресцентные лампы, стальные поручни кровати и столик рядом с ней.
И тут к ней вернулась память. Бейкон-Хилл, минимаркет! Талли вспомнила нацеленный на нее пистолет. И жгучую боль.
— Ты ведь всегда была готова на все, чтобы привлечь внимание? — в дверях стояла Кейт в тренировочных брюках от университетской спортивной формы и футболке. Кейт подошла к кровати подруги, глаза ее были полны слез. Кейт нетерпеливо смахнула их рукой. — Черт побери! Поклялась ведь, что не буду плакать.
— Как хорошо, что ты здесь! — Талли нажимала на какую-то кнопку на пульте управления кроватью, пока изголовье не поднялось, и она не оказалась в сидячем положении.
