— Куда пойдем? — спросила Талли, беря Джонни под руку.
— У меня есть план, — сказал Джонни.
— Люблю мужчин с планами, — заявила Талли. — А ты, Кейт?
Слово «люблю» в сочетании с намеком на Джонни больно резануло Кейт. Она старалась не смотреть на него, когда ответила:
— Да, я тоже.
Втроем они направились пешком по мощеной улице в сторону рынка.
У искрящегося неоновыми огнями секс-шопа на углу они свернули направо.
Кейт нахмурилась. По Пайк-стрит проходила невидимая линия, что-то вроде экватора.
К югу район становился ужасным. Туристы старались не забредать сюда, если только им не нужны были наркотики или уличные проститутки. Магазины и другие заведения по обе стороны улицы выглядели весьма сомнительно.
Они прошли мимо двух книжных магазинов для взрослых, порнокинотеатра, где шел сиквел «Дебби едет в Даллас» в очередь с «Трахом в субботу вечером».
— Как здорово! — воскликнула Талли. — Мы с Кейт никогда сюда не забредали.
Джонни остановился возле обшарпанной деревянной двери, очевидно покрашенной когда-то в красный цвет.
— Готовы? — спросил он с улыбкой.
Талли кивнула.
Джонни открыл дверь, и наружу вырвалась оглушительно громкая музыка.
На табурете у входа сидел огромный негр.
— Удостоверение личности, — потребовал он и включил фонарик, чтобы изучить их водительские права. — Проходите.
Талли и Кейт предъявили свои водительские права, затем направились внутрь и прошли по узкому темному коридору, увешанному флайерами, постерами и наклейками.
Коридор привел их в длинную прямоугольную комнату, набитую людьми. Все они были одеты в черную кожу с металлическими заклепками. Кейт никогда еще не видела в одном месте столько странных личностей. Здесь были десятки людей с пятнадцатисантиметровыми ирокезами, пропитанными лаком до состояния лезвия и окрашенными во все цвета радуги. Джонни провел своих спутниц через танцплощадку, мимо нескольких деревянных столов к бару, где девушка с волосами цвета фуксии, подстриженными так, что они торчали в кажущемся беспорядке во все стороны, и пирсингом в щеке, приняла у них заказ. В дальнем углу бара висел на стене огромный телевизор, включенный в данный момент на канале Эм-ти-ви. Никто не обращал на него ни малейшего внимания.
Когда барменша вернулась, Джонни дал ей солидные чаевые и одарил лучезарной улыбкой, затем повел Талли и Кейт за столик в углу, прямо под телевизором.
Талли тут же подняла бокал с коктейлем и произнесла:
— За нас. Сегодня мы наконец-то встряхнули их всех.
Они чокнулись и выпили. Потом еще. И еще. К третьему разу Талли была уже пьяна, и, как только начиналась подходящая музыка, она вскакивала на ноги и, не нуждаясь в партнере, танцевала одна прямо тут же, у столика.
Кейт хотела бы вести себя так же непринужденно, но двух порций выпивки было явно недостаточно, чтобы настолько изменить ее. Она сидела за столиком и наблюдала, как Джонни смотрит на Талли.
На Кейт он вообще не смотрел, пока Талли не отправилась в туалет.
— Она никогда не замедляет темп, да? — спросил Джонни.
Кейт постаралась придумать ответ, который увел бы разговор в сторону от ее лучшей подруги и, может быть, даже продемонстрировал страстную сторону ее собственной натуры. Но кого она пыталась обмануть? Не была она страстной натурой. Талли была подобна шелку яркой экзотической расцветки, она же, Кейт, была похожа на бежевую хлопчатобумажную ткань.
— Да, — пробормотала она в конце концов.
Талли примчалась из туалета, чуть не врезавшись в стойку бара.
— Эй, уже десять. Можем мы переключить канал на телевизоре? Никто его все равно не смотрит.
— Как скажете, — второй бармен, похожий на персонаж фантастического фильма, забравшись на стремянку, переключил канал.
Талли подошла к телевизору с видом неофита, приближающегося к самому Папе Римскому.
И в этот момент на экране вдруг возникло ее лицо.
«Таллула Харт из Йелма, Вашингтон. Этот тихий городок стал сегодня местом проведения марша протеста. Сторонники Джей Зед Найт и древнего духа, прожившего тридцать пять тысяч лет, которого она называет Рамта, столкнулись с местными жителями, возражающими против строительства комплекса…»
Когда репортаж закончился, Талли повернулась к Кейт и, волнуясь, спросила:
— Ну как?
— Просто потрясающе! — искренне ответила Кейт. — Превосходно!
Талли крепко обняла подругу, затем схватила ее за руку:
— Пойдем! Я хочу танцевать! И ты тоже, Джонни. Мы можем танцевать втроем.
На площадке были мужчины, танцевавшие вместе, и женщины, двигавшиеся в такт «Секс Пистолз». Девушка рядом с Кейт в черной мини-юбке из кожзаменителя, солдатских ботинках и чулках в сетку вообще танцевала одна.
Талли начала танец первой, затем к ней присоединился Джонни, затем Кейт. Сначала она чувствовала себя неловко — как пятое колесо в телеге, — но к концу песни настроение ее улучшилось. Алкоголь расслабил тело, Кейт вошла во вкус, а когда музыка сменилась на более медленную, она, уже нимало не смущаясь, обнялась с Талли и Джонни. Они двигались в такт музыке с естественной грацией, в которой была заразительная сексуальность. Кейт смотрела на Джонни, который смотрел на Талли, и мечтала о том, чтобы он хоть раз взглянул и на нее.
— Я никогда не забуду этот вечер, — объявила Талли.
Джонни, нагнувшись, поцеловал Талли. Кейт была достаточно пьяна, и ей потребовалось несколько секунд, чтобы осознать происшедшее. А потом пришла боль.
Талли попыталась уклониться от поцелуя.
— Плохой Джонни! — капризно произнесла она, шутливо оттолкнув Райана.
Тогда Райан повернулся к Кейт, обнял ее и крепко прижал к себе.
— А что не так с плохими парнями? — не выпуская Кейт из своих объятий, спросил он с усмешкой.
Прежде чем Талли успела ему ответить, кто-то окликнул ее по имени, и девушка обернулась.
Чад пробирался к ним через толпу танцующих. Со своими длинными волосами, в футболке с Брюсом Спрингстином, он выглядел как бывалый рокер среди ребят «новой волны».
Талли радостно кинулась к нему, и они поцеловались так, словно были в этом зале одни. Кейт услышала, как ее подруга, смеясь, сказала:
— Отведи меня в койку, старичок!
И они оба направились к выходу, не оглянувшись и не помахав рукой на прощание. А Кейт по-прежнему оставалась в объятиях Джонни. Тот ошалело смотрел им вслед, словно ожидал, что Талли вот-вот вернется, крикнет что-нибудь про первое апреля и опять будет танцевать с ними.
— Она не вернется, — тихо произнесла Кейт.
