Джонни повесил трубку и взглянул на девушку.
— Я уже сказал на станции, что ты сделаешь этот репортаж. Из-за этого и пришлось тут разоряться.
Обойдя вокруг стола, Джонни подошел к ней.
— Не подведи меня, Талли!
Талли понимала, как это непрофессионально, но ничего не могла с собой поделать. Она обняла Джонни.
— Ты — лучший на свете. Ты еще будешь мной гордиться. Вот увидишь.
Она была уже на полпути к двери, когда Джонни, прочистив горло, окликнул ее. Талли обернулась.
— А ты не хочешь прочитать предварительную информацию? Поедешь прямо так, вслепую?
Талли почувствовала, как вспыхнули ее щеки.
— Упс! Сейчас прочту.
Джонни подал ей кипу скользкой факсовой бумаги.
— Это о домохозяйке из Йелма, которая видит призраков. Дж. З. Найт.
Талли нахмурилась.
— Что-то не так? — насторожился Джонни.
— Просто я знаю кого-то, кто живет там поблизости, только и всего.
— Ну, сегодня не время навещать друзей. Давай же, иди. Жду тебя обратно в два для монтажа.
После ухода Матта и Талли офис затих. Кейт второй раз за лето осталась наедине с Джонни Райаном. Взволнованная этим, глядя на открытую дверь, за которой сидел Джонни, Кейт отвечала на телефонные звонки слишком поспешно. Впрочем, это был привычный темп работы. Когда Талли была на месте, в офисе всегда царили шум и суета. Она жила на свете ради телевизионных новостей, и для нее не было в этом мире белых пятен. День за днем, на протяжении всего рабочего дня, она забрасывала бесконечными вопросами Джонни, Матта и Кэрол и даже часто требовала от них высказать коллективное мнение по какому-нибудь поводу.
Кейт даже не могла сказать, сколько раз она видела, как Матт закатывает глаза с раздраженным видом, когда Талли, наконец оставив его в покое, отвлекалась на что-нибудь. Кэрол была еще менее любезна. Последнее время главный репортер канала едва разговаривала с Талли. Но той, казалось, было все равно. Ее интересовали только новости: во-первых, в-последних и всегда.
Кейт же, напротив, люди, с которыми она работала в одном офисе, волновали гораздо больше новостных материалов. Она быстро подружилась с Кэрол, которая нередко звала ее с собой на ланч, чтобы поговорить о предстоящих родах, а также часто обращалась к Кейт с просьбой отредактировать ее текст или проверить факты. Матт тоже выбрал Кейт своим доверенным лицом. Он подолгу говорил с ней о своих семейных проблемах и о женщине, отказавшейся выйти за него замуж.
Единственным, с кем почти не общалась Кейт, был Джонни.
Рядом с ним она становилась нервной безмозглой мямлей. Ему достаточно было посмотреть на нее и улыбнуться, и у Кейт все начинало падать из рук. Она терялась, передавая ему сообщения, и спотыкалась о край ковра, заходя к нему в кабинет.
Вид у нее при этом был жалкий.
Сначала Кейт думала, что все дело в его внешности. Вид идеального мальчика-католика — темные волосы, темно-голубые глаза. Когда он улыбался, на лице появлялись трогательные ямочки и у нее перехватывало дыхание.
Кейт надеялась, что ее увлечение не продлится долго, и когда она привыкнет видеть Джонни каждый день, ее уже не будет так волновать его внешняя красота, или, по крайней мере, у нее выработается иммунитет против его улыбки. Но надежда оказалась напрасной. Все, что говорил и делал Джонни Райан, заставляло ее сердце сладко сжиматься. Под его напускным цинизмом Кейт сумела разглядеть идеалиста, и больше того — раненую душу. Что-то сломало Джонни и выкинуло его сюда, на задворки большой журналистики, и его тайна занимала Кейт, не давала ей покоя.
Кейт прошла в дальний угол, где, ожидая своей очереди, были сложены стопками катушки пленки. Кейт как раз взяла несколько катушек, когда на пороге своего кабинета появился Джонни.
— Эй! — сказал он. — Ты занята?
Кейт выронила пленку. Идиотка!
— Нет, — сказала она. — В общем, не очень.
— Тогда давай устроим настоящий ланч. Сегодня спокойный день — без новостей, а я до смерти устал от сэндвичей.
— Ну… конечно. — Кейт напрасно пыталась сосредоточиться на том, что делала. Мысли ее блуждали неизвестно где, пока она включала автоответчик, надевала жакет, брала со стола сумку.
Джонни остановился рядом с ней и спросил:
— Готова?
— Пошли.
Они направились в конец квартала, пересекли улицу. Время от времени Джонни касался ее, и Кейт остро чувствовала каждое его прикосновение.
Когда они вошли в ресторан, Джонни провел ее к столику у окна, выходившего на залив Эллиотт. Официантка почти мгновенно возникла около столика, чтобы принять их заказ.
— Ты достаточно взрослая, чтобы пить, Муларки? — спросил, улыбнувшись, Джонни.
— Очень смешно, — отозвалась Кейт. — Но я не пью на работе, — серьезно добавила она.
Произнося эти слова, больше походившие на суровую отповедь, Кейт мысленно назвала себя идиоткой.
— Какая ответственная девушка, — сказал Джонни, когда официантка отошла, едва сдерживая улыбку.
— Женщина, — твердо произнесла Кейт, изо всех сил стараясь не покраснеть.
Джонни улыбнулся:
— Я лишь хотел сделать тебе комплимент.
— И выбрал для этого слово «ответственная»?
— А что бы ты предпочла?
— Сексуальная. Умная. Красивая. — Кейт нервно рассмеялась, понимая, что все это звучит как-то по-детски. — Тебе отлично известно, что хотела бы услышать каждая женщина.
Кейт улыбнулась. Сегодня у нее появился шанс произвести на Джонни впечатление. Привлечь к себе внимание этого человека, как он привлек ее внимание. И она не собиралась упускать этот шанс.
Джонни откинулся на спинку стула — Кейт надеялась, это не потому, что ему вдруг захотелось увеличить расстояние между ними. Кейт отчаянно жалела сейчас о том, что не переспала с кем-нибудь из парней, с которыми встречалась в колледже. Она была почти уверена, что Джонни видит печать девственности на ее лице.
— Ты проработала у нас… сколько? Уже месяца два?
— Почти три.
— Ну и как тебе?
— Прекрасно.
— Прекрасно? Странный ответ. Наше дело обычно или любят, или уж ненавидят. — Джонни облокотился о стол. — Ты почувствовала страсть к репортерской работе?
Снова это словечко. Джонни заговорил о том, что отличало ее от Талли, как солому от пшеницы.
— Думаю, да…
Джонни несколько секунд внимательно изучал ее лицо, потом понимающе улыбнулся. Кейти оставалось только гадать, как глубоко в ее душу проник взгляд этих голубых глаз.
— Вот у Талли эта страсть точно есть.
