— Ровно в восемь, — поддержал жену мистер Муларки.
Кейт смущенно посмотрела на Талли.
— Видишь, они обращаются со мной как с маленьким ребенком.
— Ты даже не представляешь, Кейти, как тебе повезло. Ну, давай, пошли за великами.
Девочки гнали сломя голову по проселочной дороге, смеясь как ненормальные. На Саммер-Хилл Талли отпустила руль, и Кейт последовала ее примеру.
Добравшись до парка у реки, они поставили велосипеды под дерево, улеглись рядом на траве и стали смотреть в небо и слушать, как бурлит речная вода, разбиваясь о камни.
— Я должна кое-что тебе сказать, — наконец собралась с духом Талли.
— Что же?
— У моей матери нет никакого рака. Она — наркоманка.
— Твоя мама курит травку, я уже поняла.
— Да. И она все время под кайфом.
Кейт повернулась к подруге:
— Правда?
— Да.
— А зачем ты солгала мне?
Талли едва сдерживалась, чтобы не отвести глаза, так стыдно ей было.
— Так вышло.
— Но люди не врут просто так.
— Ты не знаешь, что это такое — стыдиться собственной матери.
— Ты смеешься? Ты бы видела, что надела моя мамуля на последний обед в…
— Нет, ты не знаешь, — твердо произнесла Талли. — Это совсем другое дело.
— Так расскажи мне.
Талли понимала, о чем просит ее Кейт. Она хотела, чтобы правда перевесила ложь. Но Талли не знала, сможет ли облечь в слова всю свою боль и доверить ее подруге. Всю жизнь она хранила свои тайны. И если, рассказав все Кейт, она потеряет ее, это будет просто невыносимо.
Но ведь если не рассказать, их дружба прекратится наверняка.
— Мне было два года, — наконец сказала она, — когда мама бросила меня в доме своих родителей. Она пошла за молоком, а вернулась, когда мне исполнилось четыре года. Когда мне было десять, она объявилась вновь, и я подумала, что это означает, что мать меня все-таки любит. В тот раз она забыла или потеряла меня в толпе. А следующий раз мы увиделись, когда мне исполнилось четырнадцать. Бабушка разрешила нам жить в этом доме и присылает каждую неделю немного денег. И так будет продолжаться до тех пор, пока моя мать снова не снимется с места, а она обязательно это сделает.
— Я не понимаю.
— Конечно, не понимаешь. Моя мама не такая, как твоя. Сейчас самый долгий период, который я провела рядом с ней за всю мою жизнь. Рано или поздно ей надоест сидеть на одном месте, и она снова умотает куда-нибудь без меня.
— Но как может мать поступать так с собственной дочерью?
— Наверное, во мне что-то не так, — пожала плечами Талли.
— С тобой все в порядке. Это она — лузер. Но я так и не пойму, почему ты обманула меня.
Талли наконец нашла в себе силы посмотреть подруге прямо в глаза:
— Мне очень хотелось тебе понравиться.
— Так ты сделала это из-за меня? — Кейт рассмеялась.
Талли хотелось спросить ее, что такого смешного она в этом нашла, но Кейт вдруг оборвала смех и строго сказала:
— Больше никогда не ври мне, ладно?
— Можешь не сомневаться.
— И мы будем лучшими подругами навсегда, — серьезно произнесла Кейт. — Хорошо?
— То есть ты всегда будешь рядом, когда нужна мне?
— Всегда, — пообещала Кейт, — что бы ни случилось.
Талли чувствовала, как радость распускается в душе подобно экзотическому цветку. Она словно бы слышала в воздухе его медовый аромат. Впервые в жизни она почувствовала в себе уверенность и спокойствие.
— Навсегда, — повторила она следом за Кейти. — Что бы ни случилось.
Кейт запомнила то лето после окончания восьмого класса как лучшее в своей жизни. Каждый день она безотказно делала всю работу по дому, которая лежала на ней, сидела с братом до трех часов, пока не возвращалась мама, ездившая с утра по разным хозяйственным делам и по делам благотворительного фонда. После этого Кейт была свободна. В выходные же она чаще всего могла распоряжаться своим временем с самого утра.
Они с Талли объездили на велосипедах всю равнину и провели немало времени, сплавляясь на автомобильных покрышках по реке Пилчук. А после обеда они обычно расстилали на траве полотенца, облачались в связанные крючком яркие бикини, смазывали кожу смесью масла для младенцев и йода и слушали музыку на молодежном канале в транзисторе, который всегда брали с собой. Они говорили обо всем на свете: о фильмах, о моде и музыке, о мальчишках и о войне, и о том, что происходит за пределами их маленького мира. О том, как здорово будет вместе стать журналистками и прославиться. О кино. Запретных тем у них не было.
В конце августа девочки собрались отправиться на ярмарку. В комнате Кейти они взяли косметику. Ведь Кейти придется переодеться и накраситься, только когда они выйдут из дома. По крайней мере, если она хочет выглядеть клево. Ее мама по-прежнему считала, что Кейт еще рано краситься и одеваться по-взрослому.
— Топик положила? — спросила подругу Талли.
— Положила, — отозвалась Кейт.
Радуясь, как замечательно они все придумали, девочки спустились в гостиную, где подремывал в своем кресле-качалке отец Кейти.
— Мы отправляемся на ярмарку, — громко произнесла Кейт, радуясь, что матери нет дома — Марджи наверняка заметила бы, что сумка слишком велика для поездки на ярмарку, и своим рентгеновским зрением, возможно, разглядела бы сквозь макраме и одежду, и туфли, и косметику в сумке.
— Будьте осторожны, девочки, — сказал мистер Муларки, не поднимая головы.
Он говорил это каждый раз с тех пор, как подруги стали наведываться в Сиэтл. В новостях только и было разговоров что об убийце по имени Тед. Имя его стало известно, когда одной из жертв нападения удалось уцелеть. Девушка сумела описать маньяка. Это случилось в национальном парке штата у озера Саммамиш. Школьницы по всему штату были напуганы так же, как и их родители. Каждый желтый «фольксваген-жук» провожали глазами, гадая, не прячется ли внутри этот Тед.
— Мы будем суперосторожны, — улыбнувшись, ответила Талли.
Ей было приятно, что родители Кейт волновались и за нее.
Кейт пересекла комнату, чтобы поцеловать отца на прощание. Бад обнял дочь, затем вручил ей десять долларов.
— Повеселитесь как следует.
— Спасибо, па.
Они с Талли пошли к калитке, помахивая своими сумками.
— Как думаешь, Кенни Марксон будет на ярмарке? — спросила Кейт.
— Ты слишком много думаешь о мальчиках.
Кейт шутливо толкнула подругу бедром.
