Когда спуск закончился и они оказались на пляже, Кейт открыла глаза и посмотрела на Талли. И в этот момент, глядя на трогательную улыбку подруги, она вспомнила про них все. Лунный свет напомнил ей о светлячках, мерцающих точками в траве вокруг них.
Талли помогла Кейт перебраться в одно из кресел, оставленных на пляже, и присела рядом.
Они сидели бок о бок, как делали это сотни раз в прошлом, и разговаривали о ничего не значащих вещах.
Кейт оглянулась на дом, на террасе никого не было, и она, наклонившись к Талли, спросила:
— А ты хотела бы снова почувствовать себя ребенком?
— Ну уж нет. Ни за что не поменялась бы с Марой. Все эти страхи, неуверенность, склонность к мелодраме.
— Да уж! Ты у нас — зона, свободная от мелодрамы.
Кейт порылась в лежащей у нее на коленях косметичке и достала пухлую сигарету с марихуаной. Глядя на изумленное выражение лица Талли, она усмехнулась:
— Мне это прописали.
Сладкий, кажущийся каким-то старомодным запах марихуаны слился с соленым морским воздухом. Облачко дыма, немного повисев между ними, растворилось в воздухе.
— Ты нагло зажала косяк, — сказала Талли, и они обе снова рассмеялись, потому что само выражение — «зажать косяк» — опять вернуло их в семидесятые.
Они передавали сигарету друг другу, продолжая разговаривать и хихикать. Обе были так поглощены этим ощущением вернувшегося прошлого, что не услышали приближающиеся сзади шаги.
— Стоило мне оставить вас, девочки, на десять минут, и пожалуйста: вы уже курите марихуану.
Позади стояла миссис Муларки, одетая в джинсы из девяностых — а может быть, даже восьмидесятых, — и ее седые волосы были завязаны в два торчащих хвостика. — Вы ведь знаете, что это ведет к вещам похуже. Например, к крэку и ЛСД.
Талли старалась не рассмеяться, старалась изо всех сил.
— Это — тот урок, который и я старалась преподать Маре, — сказала Кейт.
Миссис Муларки взяла еще одно садовое кресло и поставила его рядом с дочерью. Какое-то время они так и сидели, глядя друг на друга и на плывущий в воздухе дымок.
— Ну же? — сказала наконец Марджи. — Я ведь учила тебя делиться. Вы, девочки семидесятых, считаете себя такими крутыми. Пришло время кое-что рассказать вам. Я-то росла в шестидесятые, так что у вас ничего на меня нет.
Она взяла сигарету, как следует затянулась, задержала воздух и выдохнула.
— Черт побери, Кейт, как, по-твоему, я пережила твои подростковые годы, когда каждую ночь две мои любимые девочки убегали из дома и катались ночью на великах?
— Так вы знали? — изумленно воскликнула Талли.
Кейт рассмеялась.
— Она говорит, что это дурь помогла ей пережить это.
— Ну да, — серьезно сказала Марджи. — И дурь тоже.
В час ночи они были на кухне — совершали набег на холодильник. Вошедший Джонни увидел на кухонном столе несколько коробок с готовой едой.
— Кто-то курил анашу, — заметил он.
— Только не говори моей маме, — пошутила Кейт.
А ее мама и Талли при этих словах согнулись пополам от смеха.
Кейт, откинувшись на спинку инвалидного кресла, улыбнулась, глядя снизу вверх на мужа. При неярком свете светильника в своих бифокальных очках и старой футболке с «Роллиг Стоунз» он выглядел как профессор-хиппи.
— Надеюсь, ты присоединишься к вечеринке?
Джонни подошел поближе, склонился над женой и прошептал:
— А как насчет вечеринки в интимной обстановке?
Кейти обвила руками его шею.
— Ты читаешь мои мысли.
Он подхватил ее на руки, пожелал всем «спокойной ночи» и отнес Кейти в их новую комнату. Кейт крепко прижималась к нему, уткнувшись носом в ложбинку на шее и чувствуя запах его лосьона после бритья, лосьона, который на каждое Рождество дарили ему дети.
В ванной Джонни помог ей и предложил себя в качестве костыля, пока она чистила зубы и умывалась. К тому моменту, когда Кейт переоделась и готовилась лечь в постель, она чудовищно устала. Она с трудом ковыляла через комнату, вцепившись в руку мужа. На полпути он опять подхватил ее на руки и отнес в кровать, где постарался устроить поудобнее.
— Даже не знаю, как это я буду спать без тебя под боком, — сказала Кейт.
— А я и есть под боком. Всего в нескольких метрах. Если вдруг понадоблюсь ночью — только позови.
Кейт нежно коснулась его лица.
— Ты ведь всегда мне нужен. И ты это знаешь.
Лицо Джонни вдруг как-то сморщилась, и Кейт поняла, насколько тяжелым грузом легла на мужа ее болезнь. Джонни сильно сдал и выглядел постаревшим.
— Ты тоже нужна мне, — наклонившись, он поцеловал жену в лоб.
Это испугало Кейт. Поцелуй в лоб годился, в ее понимании, для стариков и посторонних людей. Она схватила его руку и с отчаянием произнесла:
— Я не сломаюсь.
Медленно, не отрывая глаз от лица Кейт, Джонни поцеловал ее в губы, и на какой-то замечательный момент время и ужасное завтра перестали существовать для них. Здесь были только они двое. Когда Джонни отстранился от нее, Кейт вдруг почувствовала, как ей стало холодно.
Если бы только были на свете такие слова, которые можно было бы произнести, чтобы облегчить лежащий перед ними скорбный путь!
— Спокойной ночи, милая, — сказал Джонни и отвернулся.
— Спокойной ночи, — прошептала она, глядя, как он укладывается в свою, отдельную от ее, кровать.
35
Всю следующую неделю Кейт наслаждалась лучами летнего солнца. Дни она проводила, свернувшись калачиком в садовом кресле, на пляже, под пригодившимися в очередной раз вязаными платками Марджи. Она писала в своем альбоме, разговаривала с детьми, с Джонни, с Талли. А уж вечера были заняты разговорами всегда. Лукас и Уильям рассказывали ей длинные истории с продолжением — оба сына были изобретательными выдумщиками. К концу каждой истории обычно всех разбирал смех. Потом, уложив детей, взрослые оставались сидеть у камина. Разговоры их все чаще и чаще касались прошлого. Они вспоминали, как были молоды и наивны, как им тогда казалось, что весь мир открыт для них, как легко рождались тогда новые, такие смелые мечты, и мечтали они так же легко, как собирали цветы на лугу. Забавно было наблюдать, как Талли пытается взять на себя обязанности по дому. У нее вечно убегал суп, подгорало второе, она все время ворчала по поводу чертова острова, где не доставляют еду на дом, не справлялась со стиркой и требовала повторить инструкции по пользованию пылесосом. Кейт особенно нравилось, когда ее подруга бормотала себе под нос: «Как же, черт возьми, трудно быть домохозяйкой. И почему ты никогда не говорила мне об этом, Кейти? Неудивительно, что ты выглядела такой усталой последние пятнадцать лет».
