Это заявление застало Талли врасплох, повергло ее в шок.
— Мара… — Она не находила, что сказать.
— Я не собираюсь брать свои слова обратно. Она обращается со мной как с ребенком. Совсем не уважает меня как личность. Пытается выбирать мне друзей и диктовать, что я должна делать. Никакой косметики, никакой завивки, пирсинг на животе тоже нельзя. И домой не позже одиннадцати. И татуировки запрещаются. Жду не дождусь, когда смогу наконец от нее уехать. Я отправлюсь прямо в Голливуд и стану звездой, как ты.
Последняя фраза так польстила Талли, что она чуть было не забыла про все ей предшествовавшее. Пришлось сосредоточиться, чтобы не утратить нить разговора.
— Ты несправедлива к своей маме, Мара. Девочки твоего возраста куда более уязвимы, чем тебе кажется. Много лет назад, когда мне было столько же лет, я тоже думала, что ничего не может со мной случиться…
— Но ты ведь позволила бы мне пойти на концерт, если бы была моей мамой?
— Да.
— Как жаль, что ты не моя мама.
Талли удивило то, как глубоко затронули ее эти слова. Они попали в какую-то особенно чувствительную точку.
— Вы с мамой минуете этот этап, Мара. Вот посмотришь, — пообещала она.
— Нет, никогда.
На протяжении следующего часа Талли пыталась пробиться через гнев Мары, но эта оболочка оказалась неожиданно очень прочной, и разбить ее никак не удавалось. Талли была в шоке от того, с какой легкостью Мара заявляла, что ненавидит мать, боялась, что эти двое никогда не сумеют восстановить разрушенные отношения. Но Талли-то знала, как никто другой на свете, каким разрушительным может стать для девочки-подростка отсутствие материнской любви и опеки.
Наконец зазвонил домофон, и голос Эдмонда сообщил из динамика, что к Талли пришли мистер и миссис Райаны.
— Так они знают, что я здесь? — воскликнула Мара, вскакивая на ноги.
— Догадаться вообще-то нетрудно, — прокомментировала Талли, подходя к домофону. — Пусть поднимаются, Эдмонд. Спасибо.
— Они убьют меня.
Мара засуетилась и как-то вдруг превратилась в прежнюю девочку — стройную, красивую, но растерянную и испуганную.
Первым в комнату вошел Джонни.
— Черт побери, Мара! — воскликнул он. — Как же ты нас напугала! Мы не могли понять, похитили тебя или ты убежала сама.
Голос его предательски сорвался, и Джонни предпочел замолчать.
Кейт подошла к мужу и встала позади.
Талли вдруг поразила внешность подруги. Она выглядела усталой, больной и казалась словно бы меньше, чем была всегда. И вид у нее был какой-то побитый.
— Кейти, как ты? — обеспокоенно спросила Талли.
— Спасибо тебе, Талли… — Она вымученно улыбнулась.
— Тетя Талли сказала, что отвезет нас на концерт на своем лимузине! — воскликнула Мара. — И будет за нами приглядывать.
— Твоя тетя Талли — идиотка! — воскликнул Джонни. — Ее чокнутая мамочка уронила ее в детстве головой. А теперь бери свои вещи. Мы едем домой.
— Но…
— Никаких «но», Мара, — сказала Кейт. — Бери вещи, и поехали.
Мара разыграла настоящее шоу. Она вздыхала, кашляла, что-то бормотала себе под нос, рыдала. Затем крепко обняла Талли и прошептала ей на ухо:
— Спасибо, что по крайней мере попыталась.
И вышла из квартиры вслед за отцом. А Талли ждала, что скажет Кейт.
— Не обещай ей больше ничего, не посоветовавшись с нами, хорошо? — Голос Кейт был каким-то бесцветным. Казалось, у Кейт нет сил даже рассердиться. Она повернулась, чтобы уйти.
— Кейт, подожди…
— Не сегодня, Тал. Я так устала.
30
Талли беспокоилась о Кейт и Маре. Всю прошлую неделю она размышляла, как наладить их отношения, но так ничего и не придумала.
Она сидела за столом и просматривала сценарий, когда зазвонил телефон.
— Талли, пришли Макадамсы. Из того шоу про реабилитацию.
— Пригласите их.
Пара, вошедшая к ней в кабинет этим ноябрьским утром, лишь отдаленно напоминала участников ее первого шоу. Мистер Макадамс похудел килограммов на десять, спина его была прямой, он больше не сутулился. Миссис Макадамс подстриглась, уложила волосы, наложила косметику и улыбалась.
— Вау! — воскликнула Талли. — Выглядите вы оба потрясающе, пожалуйста, садитесь.
Мистер Макадамс держал жену за руку. Они сели на черный кожаный диван лицом к окну.
— Простите, что побеспокоили вас. Мы понимаем, как вы заняты.
— У меня всегда найдется время для друзей, — сказала Талли, одаривая их своей знаменитой улыбкой для связей с общественностью.
— Мы просто хотели зайти поблагодарить, — сказала миссис Макадамс. — не знаю, есть ли среди вашего окружения кто-то, у кого проблемы с алкоголем или наркотиками…
Улыбка Талли померкла.
— Есть.
— Мы можем быть подлыми, эгоистичными, злыми и упрямыми. И я была такой, пока вы не поместили меня в луч прожектора и не показали мне мою жизнь в истинном свете.
— Вы даже не представляете, как вы нам помогли, — добавил мистер Макадамс. — Мы просто зашли сказать «спасибо».
Талли была так тронута их словами, что ей потребовалось собраться с мыслями, прежде чем она смогла ответить.
— Именно это я и хотела сделать с помощью шоу в прямом эфире — изменить чью-то жизнь к лучшему. И для меня очень важно, что это сработало.
Зазвонил телефон.
— Простите. — Талли взяла трубку. — Талли Харт слушает.
— Джон на первой линии, Талли.
— Спасибо. Соедините.
Услышав в трубке голос Джонни, Талли сказала:
— Ты стал слишком ленив, чтобы пройти пятнадцать метров до моего кабинета? Стареешь, Джонни?
— Мне надо поговорить с тобой, Талли, и не по телефону. Могу я угостить тебя пивом?
— Где и когда?
— «Виргиния-Инн»?
Талли рассмеялась:
— Отлично, давно я там не была.
— Лгунья! Итак, в три тридцать жду тебя у себя в кабинете.
Талли повесила трубку и вернулась к Макадамсам, которые теперь стояли перед ней.
— Ну вот, — сказал мистер Макадамс, — мы сказали то, зачем пришли. Надеюсь, вы и другим сможете помочь, как помогли нам.
Талли подошла к ним и пожала обоим руки:
— Спасибо. Если вы не возражаете, я бы хотела назначить на следующий год встречу в эфире с героями предыдущих шоу, чтобы показать Америке ваши успехи. Если не возражаете.
