Вечером он связался с Хургинасом и узнал, что дипломат в
последний месяц никому не звонил в Германию и к нему никто не приезжал. Коллеги
указывали на его замкнутость в последние дни. Сообщив эти данные, Хургинас
поинтересовался:
— Зачем это вам нужно?
— Просто мне казалось, что у него имеются связи с Германией,
— уклонился от более конкретного ответа Дронго.
— Не хотите говорить? — понял Хургинас.
— Пока не хочу. Я веду расследование так, как считаю нужным,
и собираюсь выдать вам лишь конечный результат, — довольно недипломатично
заявил Дронго.
На другом конце Хургинас повесил трубку, не попрощавшись. Он
явно обиделся на подобный тон. Дронго чуть поколебался и тоже положил трубку.
Через час из другого конца города он позвонил в Киев, в Министерство внутренних
дел.
— Я хочу вам сообщить, — сказал Дронго, — что под Киевом в
своем доме был убит бывший сотрудник КГБ Лозинский. Его тело находится… — Он подробно
описал, где они с Потапчуком оставили тело, стараясь уложиться в одну минуту, и
затем повесил трубку.
Когда он вышел из телефонной будки, Потапчук спросил его,
слегка нахмурившись:
— Вы звонили в Киев?
— Да.
— Я так и думал. Наверное, рассказали им, где оставили труп?
— А вы разве сами не хотели этого сделать?
— Хотел. Но теперь нас начнут искать как убийц. Без трупа у
них не было доказательств, теперь будут.
— В любом случае я не мог молчать, — твердо ответил Дронго,
и больше они эту тему не затрагивали.
В адресном столе, куда они обратились, искали довольно
долго, но выдать справку по Арсению Савельеву отказались, пока им не сообщат
его отчество и год рождения. Но именно этих главных компонентов, нужных для
более полной информации, они не имели. Уставшие, они возвращались вечером в
гостиницу, куда Дронго за определенную плату прописал и своего напарника. Ему,
правда, выделили номер на другом этаже, но это не имело значения. Главное,
Потапчук не появлялся у себя дома, где его могли найти сотрудники ФСБ.
— Что делать дальше? — спросил помощник, когда они вечером
уселись в буфете гостиницы, намереваясь поужинать. — Мы использовали все методы
и, кажется, зашли в тупик.
— Никогда не прекращайте поисков, — посоветовал Дронго, — вы
ведь «ликвидатор», вашим главным качеством должно быть терпение.
— Какое, к черту, терпение, если мы ничего не найдем! —
вспыхнул Потапчук.
— Завтра поедем в Подольск, — предложил Дронго, —
постараемся что-нибудь обнаружить там.
— При чем тут Подольск! — отмахнулся Потапчук и вдруг замер,
глядя на Дронго. — Вы думаете, там…
— Конечно. Архив участников войны. Если два брата Савельевых
действительно вместе воевали, то мы можем легко выяснить, кто служил с Арсением
Савельевым — Игорь или Савелий. Как звали его родного брата. У них там полный
архив на всех участников войны. Тем более родители обоих не погибли и не
пропали без вести, а вернулись с фронта живыми.
— Вы гениальный человек, — восхищенно сказал Потапчук, —
находите выход из любой ситуации.
— За свою гениальность я потребую дополнительных процентов,
— засмеялся Дронго. — Идемте спать, завтра нам рано вставать.
На следующее утро они выехали в Подольск. Потратили весь
день, но зато уже к пяти часам вечера знали, что во время войны воевало девять
тысяч триста двадцать пять Савельевых, из которых больше половины погибли.
Среди них Арсениев Савельевых — всего сорок два человека. А в частях, где они
служили, находилось еще несколько Савельевых. Но только в одном случае совпало так,
что оба офицера, служившие в танковом полку, были Савельевыми. Их звали Арсений
и Савелий, разница в их возрасте — всего два года. И у обоих одинаковое
отчество — Николаевич. Сразу несколько повторяющихся совпадений указывали на
то, что они наконец нашли правильный ответ. Брат Игната Савельева, полковник
ВВС Советской Армии, служил в Западной группе войск в должности начальника
штаба дивизии.
Именно его отец Савелий Савельев и прошел всю войну со своим
братом Арсением Савельевым. Теперь в этом не оставалось никаких сомнений.
— Честно говоря, я думал, это будет отец контрразведчика, —
признался Потапчук.
— Я тоже, — кивнул Дронго, — но нужно учитывать и то
обстоятельство, что ваш Савельев не стал бы доверять особисту, даже если это
его двоюродный брат.
Поэтому летчик меня больше устраивает. Психологически все
более правильно.
В гостиницу они возвращались на пригородном поезде, усталые,
но довольные.
В грязном вагоне ехало довольно мало людей, и каждый сидел,
погруженный в собственные раздумья. Внимание Дронго привлекла молодая девушка,
сидевшая с парнем у окна. Они возвращались откуда-то вместе, тихо беседовали,
почти не касаясь друг друга. В руках у обоих были футляры от скрипок. Они
говорили о чем-то интересном. Его внимание привлекла редкая красота девушки,
большие раскосые глаза, длинная коса, правильные черты лица. Она все время
улыбалась, и Дронго поймал себя на грустной мысли, что давно не видел подобной
чистой улыбки.
Внезапно в вагон вошла компания подвыпивших парней. Шесть
человек, и все навеселе. Проходя мимо пассажиров, они галдели, задевали женщин,
толкали мужчин. Около молодой пары они остановились.
— Ты смотри, — сказал один из них, явно любуясь девушкой, —
скрипачи попались.
— Они не скрипачи, они виолончелисты, — поправил другой,
более грамотный.
— Да нет, скрипачи, — пьяно икнул первый, в потертой кожаной
куртке, — давай попросим их, пусть сыграют.
— Пошли, — предложил третий, высокий, в светлом пальто, —
зачем они нам нужны.
— Нет, пусть сыграют, — заупрямился вожак, — видишь, как они
отворачиваются от нас. Мы им не нравимся.
— Хулиганы, — громко сказала какая-то женщина.
— Тише, тетя, — обернулся к ней вожак, — а заодно и всех
прошу помолчать.
Сейчас для вас состоится бесплатное представление. Кто не
хочет слушать, прошу добровольно покинуть вагон. Кто хочет, пусть сидит и не
вякает. А вы, музыканты, играйте, — приказал парень, наслаждаясь своим
положением.
Ребята молчали. Дронго нахмурился, но сидевший рядом
Потапчук покачал головой: не советовал вмешиваться.
— Не надо, ребята, — сказал парень, спутник девушки,
попытавшись встать.
Но его силой посадили на место. Вожак схватил его за плечо.
— Ты мне не советуй, что надо, а что не надо. Это я буду
решать. Ты лучше молчи, пока тебя не трогают.