— Поехали! — крикнул Дронго, уже потерявший терпение. Он
уселся в автомобиль. Потапчук махнул рукой на женщину и тоже устроился на
сиденье.
— Люди добрые! — запричитала женщина. — Што же такое
делается! Бандиты среди бела дня дом храбят.
Водитель оглянулся. Потапчук больно ткнул его в спину.
— Быстрее, мы опаздываем.
Они выехали со двора под причитания соседки.
— Через минуту она полезет в дом, — мрачно сказал Дронго, —
начнет искать хозяина. Надеюсь, в ближайшие несколько лет мы на Украину не
попадем.
Глава 13
От тела они избавились с большим трудом. Пришлось трижды
менять машины, удаляясь все дальше от Киева, чтобы затем спрятать сверток
где-то в лесном массиве, надеясь, что его найдут не сразу. Выкопать яму они не
могли: не было лопаты, а промерзшая за зиму земля без инструмента не
поддавалась. Пришлось просто положить труп под дерево и забросать его листьями.
Дронго постарался запомнить место, где это случилось, стараясь отогнать
неприятные видения, как тело старого контрразведчика будет гнить в лесу, раздираемое
дикими животными.
Потом они еще несколько раз пересаживались из машины в
машину, спешили в аэропорт, стараясь успеть на самолет, вылетающий в Москву.
Утомительная процедура проверок добавила нервозности в их ожидание. Наконец,
миновав пограничников и таможенников, они прошли к самолету.
В Москву они возвращались в плохом настроении. Сидя в салоне
бизнес-класса, Дронго спросил у своего напарника:
— Вы не помните, у Савельева имелись друзья в Германии? В
Западной группе войск?
— Вы уже спрашивали, — мрачно ответил Потапчук.
— А вы не ответили. Так да или нет?
— Кажется, какой-то знакомый был. Нет, не знакомый. Я
вспомнил. Однажды Савельев говорил, что его кузен находится в Западной Европе.
Так прямо и сказал — кузен. Тогда Семенов его спрашивает: «Твой брат там
живет?» — «Нет, — смеется Савельев, — там он работает». Я на этот разговор не
обратил внимания, а сейчас вспомнил.
— А почему именно сейчас?
— Мы тогда тоже в самолете летели, поэтому вспомнилось.
Точно, он сказал, что его кузен в Западной Европе.
— А фамилию кузена он не называл?
— Нет, не называл.
— Плохо, — вздохнул Дронго, — а если он кузен по линии
матери, тогда ведь и фамилия у него другая. Как же мы его будем искать?
— Не знаю. Хотя нет, фамилия у него такая же, — нахмурился
Потапчук, — он еще сказал, что их отцы вместе провоевали всю войну. И что они
ближе, чем родные братья.
— Тогда необязательно родственник, — резонно заметил Дронго,
— если их отцы воевали, они могли подружиться, а он в таком случае называл
кузеном просто сына близкого друга своего отца. Нет, нужно все еще раз
проверить.
— Двадцатое число уже завтра, — напомнил Потапчук.
— Знаю, — кивнул Дронго, — нужно раздобыть оружие. На всякий
случай. Но только так, чтобы ваш племянник не узнал о нашем возвращении.
— Вы его подозреваете? — повернулся к нему всем телом
Потапчук.
— Обычная предосторожность. Не хочу, чтобы нас встретили у
церкви те, кто так мучил Лозинского.
— А я бы с ними не отказался встретиться, — сжал кулаки
Потапчук.
— Это мы с вами успеем, — кивнул Дронго, — сейчас главное —
узнать, где находится Савельев. И найти исчезнувшие документы. В процессе
расследования мы еще не раз столкнемся с этими ублюдками. Необходимо понять,
кто хотел смерти Лозинского и почему они так упорно ищут эти документы. Завтра
нам нужно встретиться. Ровно в час дня на прежнем месте. Но учтите, оружие
можно применять только в самом крайнем случае. Москва не Украина, сбежать
отсюда гораздо труднее. Хотя я и сейчас не уверен, что нас не разыскивают.
Может еще получиться, что нас выдадут украинскому государству за убийство
Лозинского.
Напрасно вы так грубо толкнули соседку.
— Надо было разрешить ей войти в дом? — нахмурился Потапчук.
— Метод насилия не всегда срабатывает, Потапчук. Я понимаю,
ваш личный опыт говорит несколько о другом, но все равно постарайтесь понять и
меня.
В аэропорту они кивнули друг другу и расстались. Дронго
нашел машину и поехал в гостиницу — домой ему возвращаться не стоило. По дороге
он остановил машину и позвонил Владимиру Владимировичу.
— Добрый вечер, — сказал в трубку, — это аптека?
— Нет, вы ошиблись номером. Здесь никогда не было аптеки, —
узнал его голос Владимир Владимирович, — я живу в этом доме уже восемь лет.
Дронго повесил трубку. Они разработали свою систему кода на
все случаи жизни. На этот раз Владимир Владимирович дал понять, что его телефон
прослушивается, но завтра утром в восемь часов в булочной на углу, рядом с его
домом, он оставит сообщение для Дронго.
Без десяти восемь Дронго уже стоял недалеко от булочной,
наблюдая за магазином. Ровно в восемь часов появился Владимир Владимирович. Он
медленно шел, опираясь на палку, по-прежнему строгий, сохранивший армейскую
выправку.
Через минуту он вышел из булочной и так же молча проследовал
домой. Дронго внимательно наблюдал, но признаков слежки не заметил. Тем не
менее он знал: в таких случаях всегда лучше немного перебрать с конспирацией,
чем чуть-чуть недобрать.
Он осмотрелся еще раз и вошел в булочную. Под одним из
прилавков для него уже было оставлено сообщение. Он подошел к прилавку, словно
собираясь выбрать, какой именно хлеб хочет купить. Провел рукой с левой
стороны. Нащупал прикрепленную записку. Он забрал ее и попросил миловидную
девушку-продавщицу дать ему одну булку.
Расплатившись, вышел из булочной.
Булка оказалась вкусной. Он жевал ее на ходу, быстро
удаляясь от магазина.
Только когда такси отъехало достаточно далеко, Дронго
развернул записку. Так и есть, старик зашифровал ее привычным способом. Значит,
положение гораздо серьезнее, чем считал сам Дронго.
В номере гостиницы «Россия», где он остановился этой ночью,
Дронго быстро расшифровал сообщение.
«Меня вызывали на допрос в ФСБ. Дело об убийстве Лякутиса
ведет полковник Алексеев. Его интересуешь ты и исчезнувшие документы. Кроме
Савельева, в группу входили Лозинский, Семенов, Потапчук. Двое последних —
„ликвидаторы“. Думаю, они сняли наблюдение, но все равно больше не звони. Будь
осторожен. Они начнут искать знакомого Савельева в Германии».
Полученное сообщение подтверждало все то, о чем Дронго уже
знал или догадывался. Он сжег бумагу и долго разминал пепел, задумчиво глядя
перед собой. Потом взял чистый лист бумаги. Сначала убили дипломата в Вильнюсе.
Потом Лякутиса. Теперь это убийство Лозинского. Действует кто-то безжалостный и
страшный, решивший не останавливаться ни перед чем. Он задумчиво посмотрел на
фамилии уже убитых людей. И нарисовал большой вопросительный знак. Кто будет
четвертым?
