— Я попрошу их поделиться, — теряя терпение, сказал
полковник. — Но в любом случае будет неплохо, если вы мне объясните, почему ваш
друг заинтересовался именно группой полковника Савельева.
— Я же вам сказал, что действительно не знаю, — ответил
Владимир Владимирович, — но подозреваю, что кто-то попросил его заняться
поисками группы Савельева и исчезнувших документов. И попросили на достаточно
солидном уровне.
Возможно, это либо СВР, которых эти документы должны очень
интересовать, либо литовское правительство, чрезвычайно заинтересованное
материалами группы Савельева, либо разведки третьих стран. Последнее я исключаю
полностью.
— Почему?
— Дронго никогда не станет искать материалы КГБ для разведки
другой страны. Это исключено. Поэтому остаются только два заказчика: либо
Литва, либо Россия. Согласитесь, что к Литве они имеют гораздо больше
отношения, чем к России. Хотя, с точки зрения разведки, для вторых они,
наверное, несколько ценнее.
— В общем, он обычный наемник, — презрительно произнес
полковник, — кто ему больше заплатит, тому и служит.
Его собеседник вспыхнул, хотел что-то возразить, но
передумал. Просто отложил вдруг свою палку и как-то грустно усмехнулся.
— Значит, вы ничего не поняли, полковник. Дронго никогда не
был наемником.
Вы сказали, что мой портрет висит в Ясеневе. Он
действительно там есть. Но вот портрета Дронго там нет, хотя он должен
находиться на самом видном месте. Этот человек сделал больше, чем целые
институты.
— Риторика, Владимир Владимирович, схоластическая риторика.
Возможно, у него и имелись заслуги в прошлом. Но только в прошлом.
— В восемьдесят восьмом году он получил тяжелое ранение,
предотвратив покушение на жизнь президентов США и СССР во время их встречи в
Нью-Йорке. А в девяностые годы сделал больше, чем любой из бывших сотрудников
ПГУ. Вам не кажется, что мы должны испытывать хотя бы чувство благодарности к
такому человеку? Повторяю, он никогда не был наемником. Это фанатик идеи. При
его способностях и талантах он давно мог бы неплохо устроиться в любом месте
земного шара, в том числе и на Западе. Поэтому не стоит обвинять человека, не
зная его.
— Этот человек — частное лицо, — по слогам сказал Алексеев,
— причем гражданин другого государства. Пусть даже когда-то он помогал нашей
разведке. И этот человек сегодня при помощи другого бывшего разведчика пытается
проникнуть в государственную тайну страны. Вам не кажется, что ваша позиция,
мягко говоря, не совсем правильная? Прокуратура может возбудить уголовное дело
по этому факту.
— Ах, вот вы о чем! — грустно усмехнулся Владимир
Владимирович. — Да нет, думаю, прокуратура тут ни при чем. Нельзя же меня
всерьез судить за звонки некоторым моим товарищам. Я, кстати, даже догадываюсь,
кто именко из них решил, что я задаю слишком «профессиональные вопросы», и
поспешил доложить вашему руководству. Всегда обидно в преклонных годах
разочаровываться в старых друзьях. Ну ничего, думаю, я и это переживу.
— Давайте поговорим без обид, — предложил Алексеев. — Мне
нужен ваш Дронго. Я хочу с ним встретиться. Вчера мы пытались прослушать вашу
беседу, но вы поставили дешифратор. Правда, нам все-таки удалось установить,
откуда был звонок. Но когда мы туда приехали, дома никого не оказалось. Дверь
ломать не стали, проверили инфракрасным излучением. Квартира была пуста.
Догадываюсь, что и вы приложили к этому руку. Но сейчас я прошу вас — найдите
его. Он мне необходим.
— Вы можете мне сказать, что происходит?
— Несколько месяцев назад у своего дома был убит мой
коллега, мой друг, переехавший сюда из Литвы. Полковник Лякутис. Мне поручено
расследование этого дела. Мы считаем, что оно каким-то образом связано с
деятельностью группы Савельева на территории Литвы летом девяносто первого
года. И хотя Лякутис непосредственно не работал с документами, он тем не менее
координировал деятельность группы по своей линии. Поэтому мы и хотим знать:
может, его убили именно за это?
— Понятно, — задумчиво сказал Владимир Владимирович. —
Вполне возможно, что и Дронго ведет свое самостоятельное расследование. Но я
действительно не знаю, где он находится в данный момент. Хотя сильно
подозреваю, где он объявится потом и кого именно начнет искать.
Алексеев посмотрел на него. Он ничего не спросил, просто
посмотрел.
— Погибший действительно был вашим другом? — уточнил
Владимир Владимирович.
— Да, — кивнул Алексеев.
— Сколько человек входили в группу Савельева? Четверо? Вы
можете назвать мне их имена?
— Зачем? — удивился полковник.
— Считайте это платой за информацию. Если мне вдруг позвонит
Дронго, я постараюсь обменять вашу информацию на его. И, кстати, укажу вам
точное место поисков самого Дронго. Кроме того, вы ничем не рискуете: по вашим
данным, Савельев и Семенов уже давно мертвы.
Алексеев подвинул к себе чистый лист бумаги. Нахмурился.
— Здесь не торгуются… — начал он, но, заметив укоризненный
взгляд Владимира Владимировича, резко сменил тон. — Савельев, Лозинский,
Семенов, Потапчук, — назвал он имена, — последние двое были «ликвидаторами».
— Я так и полагал. Поэтому все сведения проходили под грифом
документов «особой важности».
Владимир Владимирович задумался, ушел в себя. Алексеев
терпеливо ждал.
— Проверьте, — наконец сказал Владимир Владимирович, — не
было ли у Савельева друзей в группе советских войск в Германии. Близких друзей,
очень близких. Или родственников. Это может помочь вам в поиске.
— Спасибо, — кивнул Алексеев.
— И свяжитесь со Службой внешней разведки, — предложил
Владимир Владимирович, — мне кажется, они тоже заняты подобным поиском, просто
не афишируют.
— Обязательно, — кивнул Алексеев, — мы уже проверили. По
нашим данным, Лозинский живет на Украине, мы попросили сотрудника нашего
посольства связаться с ним. Он где-то под Киевом.
— И все-таки это дело скорее разведки. Там все-таки чисто
агентурный материал, — сказал, вставая, Владимир Владимирович.
Полковник тоже поднялся, чтобы проводить гостя, и в этот момент
зазвонил телефон. Он извинился, подошел к столу, поднял трубку.
— Я понимаю, — сказал глухо, — спасибо за сообщение. Да,
конечно, мы будем ждать. — Он положил трубку. — Ваш Дронго к тому же и убийца.
Его и еще одного человека видели в деревне, где проживал Лозинский. Последний
убит. Это меняет дело, не правда ли?
— Правда, — согласился Владимир Владимирович, — но Дронго не
убийца. А вас я хотел все время спросить. На стене в этом кабинете раньше висел
портрет Феликса Эдмундовича Дзержинского. Вы не знаете, где этот портрет
сейчас?
